Судьба потомков Сталина: почему Александр Бурдонский отказался от фамилии деда. Дети василия сталина их судьба От чего умер бурдонский

НЕТ ДЛЯ СТАЛИНА ШЕКСПИРА

РЕЖИССЕР АЛЕКСАНДР БУРДОНСКИЙ: “НЕ ЗНАЮ, КАК Я НЕ СПИЛСЯ И НЕ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ…»
Его дед – Иосиф Сталин, отец – Василий Сталин, бабушка – Надежда Аллилуева, тетя – Светлана Аллилуева. Каждое имя – страница истории. Мальчик из такой семьи имел все шансы стать «царским» сынком, но он сознательно отказался от магической фамилии «Сталин». Александр Бурдонский не состоял и не участвовал. Любимый ученик Марии Кнебель, он уже сорок лет служит в театре Российской Армии. В профессии режиссера родословная не играет особой роли. Какие бы предки не стояли за твоей спиной, со сценой ты один на один.

«Зачем трясти фамилией?»
- Александр Васильевич, легендарная Сара Бернар сказала такую фразу: «Жизнь постоянно ставит точку, а я ее меняю на запятую». А вам приходилось менять знаки препинания?
- Жизнь ставила мне точку много раз. Иногда думаю, как я выжил и не нахожу ответа на этот вопрос. Не знаю, как я не спился, не сошел с ума, не опустился, не пошел по какой-то другой дороге. Гены, наверное, мамины хранили. Точка могла быть поставлена, когда я в Германии из окна выпал вместе с рамой. Там второй этаж был высокий, но я упал на крону цветущего дерева.
- Дети с громкими фамилиями часто присваивают себе родительские заслуги. У них на лице написано большими буквами: «Вы что, не знаете кто я?» А вы такой скромный человек.
- С нами такого и быть не могло. Когда я был мальчишкой, мы ехали зимой на дачу. Я сидел прилепленный к стеклу, а у поворота на Рублевское шоссе дежурил милиционер. Я не удержался и показал ему язык. Он остановил нашу машину, и мне от родных попало так, что на всю жизнь отучило кого-то из себя строить. И вообще фамилию «Сталин» я никогда к себе не относил. Был кто-то там наверху, и меня это мало трогало. Я впервые об этом узнал, когда он умер. Тогда я учился в Суворовском училище, меня погрузили в самолет, привезли в Москву и посадили в Колонном зале. Там все плакали. А я не понимал, почему я должен плакать. У меня не было никаких эмоций. Как я мог убиваться из-за смерти Сталина? Он – Сталин, а я – кто? У меня никаких связей с ним не было, ни внутренних, ни внешних.
- Вы его и дедушкой никогда не называли?
- Это было не принято. А уж кичиться родством в голову бы не пришло. Сталина я видел раза два-три, и то мы стояли на трибунах, и я наблюдал, как он поднимался по лестнице наверх. С собой я его никак не соотносил. Когда я об этом где-то сказал, получил письмо от одной женщины: «Как вам не стыдно! Вы – культурный человек, а позволяете себе такую ложь! Я сама видела, как он играл с вами в песочнице!» Ну, счастливая…
Я ведь родился в 41-м году. Какие внуки, когда война? Потом у него был тяжелейший инфаркт. У моего отца менялись жены, Сталин это не приветствовал, и вообще всем тогда было не до нас. Он был холодный и жесткий человек. Светлане что-то перепадало, потому что она была девчонкой. Но после истории с Каплером ее отношения с отцом поддерживались тоже на расстоянии, и это было лучше.
- Фамилию вы поменяли уже после смерти Сталина?
- В моей метрике фамилия «Сталин». В школе я был Васильевым. Зачем трясти фамилией? А Бурдонским я стал, когда нас вернули маме. Это было мое решение. Моя сестра Надя в школе тоже была Бурдонской, а, когда стала получать паспорт, взяла фамилию по метрике.
- А в школе знали, что вы – внук Сталина?
- Этому не придавалось значения. Никто никогда передо мной не лебезил. Я помню свою первую учительницу – прелестную женщину Марию Петровну Антушеву, царство ей небесное, она первую оценку мне поставили четверку, хотя можно было поставить пять. Спустя годы я понял, что этим она меня тоже ставила на место.
- Одноклассники к вам могли приходить в гости?
- Мы жили в особняке на Гоголевском бульваре, я терпеть не мог и дом этот, и комнату свою. У меня был друг – Володя Шкляр. Его семья жила в двухэтажном доме прямо за школой. Дедушка его был портной, с пейсами, в кипе. Дома мне у них очень нравилось: стояли бальзамины на окнах, в маленьких комнатках было уютно и хорошо.
- А как выглядела ваша комната?

- Она была длинная, как пенал, и очень аскетичная: солдатская кровать, письменный стол, стул, тумбочка и стенной шкаф, покрашенный масляной краской. Единственной роскошью было радио с одной «чупочкой», которую можно было крутить. Поскольку я очень любил читать и читал везде, где можно и нельзя, сидел с книжкой на лестнице, там горела лампочка, а радио слушал под подушкой. С той поры я знаю наизусть практически все оперы.
- Но какие-то привилегии у внука вождя были? Например, машина с шофером?
- У меня? Это басни. В первом классе меня начали возить на машине. Наверное, просто следили. Я просил, чтобы останавливали автомобиль пораньше, чтобы ребята не видели. Это, наверное, свойство моего характера. Я иногда смотрю на Ксению Собчак, которая у нас такая официальная левая девушка, при поддержке Путина и Медведева. Вот останавливает сотрудник ГИБДД ее машину и слышит тираду: «Вы знаете, что я с вами сделаю?» Я никогда не чувствовал, что принадлежу к какому-то избранному кругу. Одевали нас очень бедно, потому что денег особых не было. Мне перешивали одежду из каких-то старых вещей. Сохранилась детская фотография, на которой я в пальто, застегнутом на левую сторону, то есть перелицованном.
Кто в койку, кто на попойку!
- Как ваши родители познакомились?
- Их познакомил ее жених Володя Меньшиков, в ту пору известный хоккеист, красивый, как голливудский актер. Первая встреча произошла на знаменитом катке на Петровке. Мама жила тогда на Кировской, а отец летал над площадью и бросал цветы. На мотоцикле гонял и в стойку его ставил. Бабушке это нравилось, а дедушка был категорически против. И он сказал: «Замуж она выйдет только через мой труп. За эту проститутку в брюках она не пойдет!» И отец его боялся, даже притихал в его присутствии.
- Александр Васильевич, у вас с отцом какое-то общение было?
- Я его боялся и не любил. Иногда мы обедали вместе, но вообще он жил отдельно, своей жизнью.
- Ваше детство было трагичным.
- Я должен порадовать всех, кто очень хлопочет по поводу сталинской семьи. Судьбы у всех сложились очень драматично. И у внуков, и у детей.
- Скажите, а вы со Светланой Аллилуевой общаетесь?
- Общаюсь. Светлана, как и я, человек настроения. Когда она звонит, я с удовольствием с ней разговариваю, Если пишет – отвечаю. Я очень люблю ее предпоследнюю книгу «Другая музыка», она получилась очень личная, похожая на исповедь со вторым планом.
- Кому из родных вы благодарны?
- Нас очень неплохо воспитывала Капитолина Васильева, третья жена моего отца. Мы занимались спортом, я плавал, бегал. Ее период я вспоминаю добрым словом, за исключением Суворовского училища, в котором учиться я очень не хотел. Тому была причина. Ко мне в школу пришла бабушка и устроила мне встречу с мамой в подъезде. Мы даже не говорили, только плакали: мы не виделись восемь лет. Кто-то, наверное, донес, потому что отец узнал об этом, жутким образом меня излупил и отправил с глаз долой.
- Как объяснить, что он не позволял вам даже встречаться?
- Не простил, что она от него ушла. Он нас ей не отдал. Сначала отец хотел поделить детей, но мама на это не пошла. Это был мудрый шаг, потому что мы с сестрой – погодки, и вдвоем мы выстояли. В первый раз мама уходила от отца в 43-м году, когда она была беременна Надей, а у отца был роман с Ниной Кармен, женой режиссера Романа Кармена. И тогда Светлана обратилась к Сталину. Маме дали квартиру, дачу и машину с шофером. Отец покрутился-покрутился, потом прибежал: «Я тебя люблю, прости!» И она, конечно, простила, на что Сталин сказал: «Все вы бабы – дуры! Простила – ну и зря!» И, когда в конце 45-го мама опять ушла от отца, а Светлана попыталась снова с этим сунуться к Сталину, ответ был такой: «Нет, пусть решают свои дела сами. Ей было трудно – я помог, а больше ей помогать не хочу».

- А ваш отец не пытался ее вернуть?
- Пытался. Но она не хотела. Тогда он поехал стрелять ей по окнам. Мама жила в Еропкенском переулке на Арбате, где у бабушки были две комнаты в коммуналке на первом этаже. К счастью, пуля попала бабушке в бриллиантовую серьгу. Ее вырвало из уха, а мама убежала через кухню и спряталась у друзей. Это были такие паратовские номера: «Не доставайся ты никому». У мамы был любимый фильм в юности «Бесприданница», где Паратов Ларисе шубу под ноги бросал.
- Несмотря на последующие браки, Василий Сталин продолжал любить свою первую жену – вашу маму?
- Во всяком случае, он не дал ей развода. Она хотела развестись, потому что ее на работу не брали: в паспорте стоял штамп, и все боялись ее брать. И тогда женщина-домоуправ у бабушки на Арбате сказала: «Галя, давай мне паспорт!» Бросила его в печку, и маме дали новый уже без штампа. Так что, когда отец с Катериной Тимошенко расписывался, он с мамой не был разведен.
- Когда же вы смогли жить с мамой?
- В 53-м, уже после смерти Сталина, она писала Ворошилову, и нас ей отдали. Отец уже был арестован.
- Екатерина Тимошенко, действительно, была злой мачехой?
- Я очень ее не любил, и еще долго недобро ее вспоминал, но, когда стал старше, начал ее жалеть и понимать причины ее жестокости. Как-то она мне позвонила уже после смерти отца. Я к ней пришел часа в два дня, а закончили мы беседу на следующий день в то же время. Сутки проговорили. Он ее бил и никогда не любил, этот брак собрали «доброжелатели». Начальник охраны Сталина – Власик сказал маме: «Галечка, надо говорить вещи, которые ты можешь услышать от летчиков». Но надо знать мою маму: она отказалась в резкой форме. Власик ответил, что даром ей это не пройдет. А Екатерина, вероятно, дала согласие. В любом случае, она наказана. Сын умер от передозировки наркотиков, а дочь была очень больна.
- Я читала, что она вас с сестрой била смертным боем. У Нади даже почти были отбиты. Чем можно колотить ребенка, чтобы нанести такие травмы?
- Плеткой. У нас собаки были. Для наказания держали кожаную плетку. Если ее взять наоборот, человека можно убить. Не хочется вспоминать. Пусть это останется на ее совести. Я понял, что всех надо прощать. Возможно, во мне говорит профессия. Прежде, чем играть персонажа, надо понять, почему он поступил так, а не иначе.
- Вы ездили к отцу в тюрьму?
- Ездил. Мне его было жалко. Я много лет не прощал ему маму и всю свою жизнь, но спустя годы все, конечно, простил. Он понимал, что его жизнь искалечена. Как-то, когда он кипешился, мама сказала: «Вась, не можешь ли ты взять себя в руки?» Ей было стыдно за его пьяный дебош. Он ей сказал: «Неужели ты не понимаешь, что я живу до тех пор, пока жив мой отец». Так и случилось. Его посадили меньше, чем через месяц после смерти Сталина.
- Психологически его можно понять…
- Наверное. Тут еще роль сыграла война, которая дала послабление и искалечила ему жизнь. Отец ведь на фронте начал заливать глаза.
- Вокруг смерти Василия Сталина много слухов. Будто его отравили или сделали смертельный укол. Капитолина Васильева вспоминала, что не видела швов – значит, не делали вскрытие.
- Что говорить, если ты не знаешь. Столько читаешь вранья о своей семье! Знаете первый закон истории по Цицерону? Бояться нужно какой бы то ни было лжи, а потом можно не бояться никакой правды. Швы были. Я это видел, и Надя видела, у меня зрительная память, как мгновенная фотография.
- Вы почувствовали горе?
- Ошеломляющее горе было, когда умерла моя мама и когда не стало моей сестры – близких мне людей. Отца было жалко, я понимал, что его жизнь загублена, но тогда еще я его не прощал. Это позже пришло, когда я сам доехал до сороковника. Потом его прощала мама, она его любила, конечно. Говорила: будешь старше – поймешь, у отца ужасающее окружение и ужасающая жизнь. После смерти его матери – Надежды Аллилуевой каждый старался на нем что-то сделать, куда-то завлечь: кто в койку, кто на попойку.
- О жизни Надежды Аллилуевой написано немало. Отчего-то запомнилось, что она носила штопаные вещи.
- Они жили небогато. Это же не теперешние вожди. Она и рожала в обыкновенном роддоме. Когда бабушка поехала в Германию, она привезла себе какие-то наряды. Потом нам отдали сундук с ее вещами. В одном платье ее похоронили, еще было, как сейчас помню, черное шелковое платье с черным жакетом, очень элегантное, с аппликациями, бежевое летнее платье, пальто с котиковым воротником и туфли, которые я отдал в театр «Современник» для спектакля.
Шекспир для Сталина
- А вам никогда не предлагали сыграть роль Сталина?
- Предлагали. Это пошлость, я бы не стал этого делать никогда. Я один раз чуть дрыгнулся, когда меня Сергей Федорович Бондарчук позвал играть в фильме «Красные колокола». Даже поехал на пробы. Тогда я был мало похож на Сталина. Потом приехал домой, и мама сказала: «Подумай, тебе это нужно? Это такие нервы!» Однажды вообще бешеный гонорар предлагали. Я бы согласился, если бы это снимал Висконти, и был бы изумительный сценарий. Можно работать с большим мастером, чтобы не плохого или хорошего Сталина изобразить, а правду истории. Его сыграть вообще-то интересно. Может быть, когда-нибудь будущий Шекспир напишет его характер во всех противоречиях и сложностях. Но пока такого пока не попадалось.
- Кто из исполнителей роли Сталина подошел ближе всех?
- Все по лекалу делалось. Пожалуй, интересней всех из тех, кого я видел, американский актер Роберт Дювал, который играл его в фильме «Сталин». Это была интересная попытка показать именно многозначность личности.
- Александр Васильевич, как вы относитесь к инициативе московских властей повесить в городе портреты Сталина к 9 мая?
- Никак не отношусь. Пусть вешают или не вещают – меня это мало трогает. У меня тоже к нему сложное отношение, но победу от него отставить можно, а его от победы – нельзя. И никуда не деться – это правда истории. Можно говорить, что он был дурак и ничего не понимал в войне, и выиграли вопреки ему. Но есть Жуков, Конев, Баграмян, Рокоссовский, конструкторы по танкам, самолетам – люди, которые с ним общались и поражались его эрудиции, подготовленности. Он был главнокомандующим, выиграли войну при нем, и его имя играло очень большую роль. Я не собираюсь беспокоиться и дергаться на эту тему. Верю, что истина, эта мысль принадлежит Френсису Бэкону, – дочь времени, а не авторитетов. Сегодня – одни, завтра – другие. У вас свое представление об Иване Грозном, у меня – свое.
- Если бы вы захотели поставить пьесу об Иване Грозном, пригласили бы Мамонова?
- Не пригласил бы никогда, потому что я прекрасно понимаю, что это не плакатный, трехкопеечный образ. Грозный был совершенно другим человеком, это все пиар вокруг него, как и вокруг Петра, у которого гораздо меньше добра и больше зла. Мы судим о нем по старому фильму Петрова-Бытова с Николаем Симоновым в главной роли. Когда Петр умер, Россия праздновала.
- Когда умер Сталин, многие люди, простите, тоже праздновали!
- Это не было так, как сейчас говорят. Послушаешь, все считали себя антисоветчиками, графами и князьями. Особенно актеры любят этим заниматься. Время было другое, и нельзя с сегодняшней точки зрения смотреть на тот период. Сталин превратился в миф, он стал легендой. А миф – это сливная яма. Раньше о нем рассказывалось в небесных тонах, теперь – в адских, но Сталин между тем и другим.
- Но он чуть не стал именем России. Никакая другая фигура не вызывает такого раскола в современном обществе.
- Мне кажется, это создается искусственно. Мы же красные и белые. Сталин не мог остановиться после гражданской войны, и это противодействие продолжается. Для чего сталкивают сталинистов и их противников? Ведь какая-то цель существует. Общество живет неблагополучно, а этим можно занимать умы. Как только страна уходит в кризис или вираж, сразу вынимается Сталин, и начинают им трясти. Забудьте уже! Прошло 55 лет, как его нет, за это время можно было построить три разных общества. Почему немцы Гитлером не размахивают? По опросам, которые проводились после войны, 45 процентов считали Гитлера важной фигурой. Но жизнь становилась лучше, и количество приверженцев падало, дойдя до трех процентов. Если бы наши люди жили лучше, потребность в фигуре Сталина исчезла бы.
- Какой период в жизни Сталина вам интересен с точки зрения драматургии?
- Сталин был очень умным человеком, он хорошо знал и понимал, что делает. Мне было бы интересно понять, что он думал, когда часами сидел ночью в кресле и смотрел в окно, которое выходило на лес. Какие мысли он перебирал? Почему он захотел исповедаться? Ведь исповедь была. Священника трясли при Хрущеве со страшной силой, но он ничего не сказал. В чем исповедовался человек, который сам себя поднимал до бога? Я очень люблю Ибсена. Меня захватывает тема человека, оставшегося в одиночестве на холодной вершине. Никто из нас никогда не был на той вершине, где находился Сталин, ни один журналист, ни один писатель.
- Вы встречались с внуками Рузвельта и Черчилля. Какое впечатление они на вас произвели?
- Совершенно неинтересные, партикулярные люди, говорить с ними не о чем. Нас приглашали в Киев на презентацию Международного фонда «Бабий Яр». Когда я понял, что Бабий Яр – повод для сбора денег, больше на это мероприятие не ходил. Посмотрел Киев и уехал.
- Вы одинокий человек?
- Почему одинокий? У сестры Нади остались дочка и внучка. Она прекрасно учится, собирается поступать в МИИТ.
- Простите, а почему у вас нет собственных детей?
- А я не хотел детей. Я прожил жизнь и знаю, что это такое. Жена меня понимала. Двадцать лет мы прожили счастливо, потом жизнь нас развела. Два года назад Даля умерла.
- Недавно состоялась премьера спектакля «Та, которую не ждут» Алехандро Касоны, где триумфально сыграла Людмила Чурсина. Западная драматургия вам интересней современной? Тот же Ибсен, к примеру.
- Ибсен, конечно, трудный для зрителя, отравленного телевидением. Но я в театре 40 лет, и могу ставить то, что меня волнует. И в этом мое счастье, хотя для карьеры, наверное, требовалось другое. Потом я приверженец психологического театра. Выше этого пока ничего не придумано. Была пьеса «Снеги пали» на тему войны, она у нас в театре шла 17 лет с громадным успехом. Я ставил Бориса Кондратьева.
- Александр Васильевич, вы ставили в Японии Чехова, Горького и Уильямса. Как вам работалось с японскими актерами?
- Потрясающе. Я их обожаю, и это взаимно. Когда-то Станиславский мечтал именно о таком актерском братстве. У них школа наша. В этой студии преподавали наши педагоги. Актеры понимают язык русского театра. Им не надо говорить два раза. У меня был контракт на два месяца, а уже через месяц спектакль в общем был собран. У нас это невозможно. Продюсер объяснил: «Во-первых, ты знаешь, что ты хочешь, а, во-вторых, японские актеры веками привыкали к вниманию и к дисциплине».
- Чем спасаетесь, когда плохо?
- По-разному. Я вообще книгочей. Иногда могу выпить, даже крепко. Это, правда, не помогает, особенно с годами.
- Вы когда-нибудь навещали могилу Сталина у Кремлевской стены?
- Нет. А зачем?

Известие о том, что не стало режиссёра-постановщика Театра Российской армии, народного артиста России, внука Сталина Александра Бурдонского вмиг облетело все новостные сайты. Ушёл из жизни человек, которому я до конца своих дней буду благодарна за нашу беседу 20-летней давности. До сих пор часто вспоминаю об Александре Васильевиче, мысленно благодаря его за искренность, талант и за то, что он, маленький невольник страшного времени, знал стихи Цветаевой.

— Алло. Да, это я. Жаль, что вы уезжаете из Москвы. Я приеду на вокзал. Во сколько ваш поезд отходит? — спрашивал меня по телефону этот скромный, интеллигентный, тонкий, какой-то очень, на мой взгляд, европейский человек.

Тогда я специально поехала в столицу, чтобы ещё раз увидеться с ним. Смоленские гастроли театра, где работал Александр Васильевич, всё не выходили из головы. В газете« Всё!»(было у нас и такое издание) уже вышло моё полосное интервью с Бурдонским, но этот разговор казался мне неоконченным.

Тогда мы не увиделись. Он не приехал на вокзал, или же мы потерялись в толпе — не знаю. Больше я звонить не стала. Но все последующие годы внимательно следила за ставшими частыми появлениями Александра Васильевича в различных СМИ. Увы, он стал едва ли не звездой телеэкрана. А увидела его впервые я в начале зимы 1997-го, когда в Смоленский драмтеатр привезли постановку Бурдонского« Шарады Бродвея».

Бурдонский в Смоленске. Фото Сергея Губанова, 1997 год

Тогда Александр Васильевич только-только публично приоткрыл тайну своего родства с Иосифом Сталиным, которую хранил всю свою жизнь, и наше с ним интервью было одним из первых. После он уже не говорил о многом из того, что рассказал мне. К счастью, сохранилась пожелтевшая от времени газетная полоса с этим интервью, которого нет и не было в интернете.

Что ж, теперь, наверное, будет.

Тень Сталина

Александр Бурдонский оказался невысоким мужчиной в свитере ручной вязки и длинном шарфе. Он стоял с актёрами за кулисами и отдавал последние распоряжения перед спектаклем. Было удивительно, что он сразу согласился на интервью с начинающей провинциальной журналисткой. Вдвойне удивительно, что почти весь спектакль, куря одну сигарету за другой, мы просидели в абсолютно тёмной гримёрной № 39 Смоленского драмтеатра — перегорела лампочка. Голос Александра Васильевича был тих и спокоен. Огонёк от сигареты то и дело освещал его тёмные глубокие глаза. И лишь краткими мгновениями меня брала оторопь: тень Сталина присутствовала где-то рядом и определяла основное направление разговора.

Я уберу свои вопросы из того старого интервью, пусть это будет монологом Александра Васильевича.

О детстве: «Это горький парадокс»

— Моё детство — горький парадокс. С одной стороны, я жил в исключительных условиях. Но у меня не было ни прав, ни средств. Мы должны были быть тише воды, ниже травы. Это тянулось долго и многое сломало в моей жизни.

С родителями — Галиной Бурдонской и Василием Сталиным

В мае 1945-го родители разошлись. Мы с сестрой Надей , которая младше меня на 1,5 года, остались у отца. Матери видеться с нами было запрещено. Появлялась одна мачеха, потом другая, и это длилось до смерти Сталина, 8 лет. Потом мама писала Берии , чтобы нас ей отдали. Но Берию арестовали раньше, чем до него дошло это письмо. Помог нам соединиться Ворошилов . Был уже 1953-й.

Когда я учился в школе в Москве, мы с мамой однажды встретились. Какая-то пожилая женщина привела меня в подъезд напротив школы. Потом я узнал, что это моя бабушка. Разговор с мамой у нас был лишь о том, чтобы я её не забывал. Но, видимо, за мной ходил какой-то охранник. Об этой встрече стало известно отцу, и он меня излупцевал. А потом отдал в Суворовское училище, где я пробыл 2 года. Это было как наказание. Уже оттуда, когда жизнь изменилась, мама забрала меня.

Пока я не пошёл в школу, безвыездно жил на даче, посреди природы. Воспитывался сам по себе, никто со мной не цацкался, ничему меня толком не обучали. Там был очень милый человек — Николай Владимирович Евсеев . Кажется, комендант дома. Он понимал мою сиротливость, часто рассказывал о пчёлах, цветах. Именно через этого человека мне открылась красота природы. Ещё конюх был у отца — Петя Ракитин . Ему я тоже благодарен за многое.

Пойдя в школу, я словно попал в другой мир. Мне безумно нравилось, что мои одноклассники живут в деревянных домах, в маленьких комнатах. Позже я понял, что это была тоска по семье, по ласке. Ведь до 4-х лет меня воспитывали мама, бабушка и няня, я был нежным существом. Мне уже не хватало эмоций и впечатлений. И вот почти сельского мальчика привели в Большой театр. Шёл« Красный мак», танцевала Уланова. Меня это настолько потрясло, что я рыдал. Потом увидел красочный спектакль« Учитель танцев» в Театре Советской армии. Мне тогда и в голову не могло прийти, что в этом театре я проработаю столько лет...

Когда меня научили грамоте, очень много читал. В 11 лет, уже в училище, читал Мопассана, Тургенева, Чехова. Карьера военного была абсолютно противна моей натуре. В училище меня впихнули насильно. Когда мама меня оттуда забрала, я мог выбирать то, что хочу. Желание было одно — идти в театр.

Об отце: «Своей смертью люди, которые мешают, в России не умирают»

— Характер у него был непростой, война очень испортила. Сейчас я его жалею, во многом понимаю, почему он много куролесил, жил так, а не иначе. Он всегда маме моей говорил, что его жизнь кончится с жизнью Сталина. Так и случилось. После смерти моего деда, буквально через месяц, отец был арестован и просидел 8 лет. Сначала во Владимире, потом в Лефортово в Москве. Когда вышел, Хрущёв у него просил прощения, всё вернул — дом, машину. Но с годами заточения отец не мог смириться. Вёл себя, мягко говоря, вызывающе.

В свои последние годы Василий Сталин много пил

И тогда ему предложили уехать из Москвы в любой город. Он выбрал Казань, где через год с небольшим и умер. Своей ли смертью? Всегда говорю, что я этого не знаю. Но думаю, что довольно неплохо знаю Россию, и своей смертью в ней люди, которые мешают, не умирают. Поставленный диагноз — чепуха. Незадолго до этого отца смотрел знаменитый врач Александр Бакулев . Он лечил его с детства. Сказал, что у отца железное сердце, хотя плохие сосуды — от курения и неподвижного образа жизни.

Василий Иосифович незадолго до кончины

Хоронили его в Казани, в Москве не разрешили. Мы с сестрой были на похоронах.

Должен сказать, что я никогда не любил своего отца. Наверное, потому, что не понимал причин его поступков. Это произошло гораздо позже... Он очень много писал из тюрьмы. Все письма, более тысячи, были украдены у нас из дома в конце 60-х. Это единственный раз, когда меня обокрали.

Звание генерала отец получил в 1945-м. Те люди, которые с ним служили, говорят, что он действительно был асом, храбрым мужиком. Мама мне рассказывала, как однажды, когда немцы прорвали линию фронта и началась паника, отец посадил её рядом с собой, ездил по аэродрому и орал как резаный: «Рядом со мной — женщина, а вы трусы и сволочи!» Мама была в ночной рубашке и умирала от страха. Но полк он поднял в небо.

После войны Сталин вытурил отца с поста командующего и заставил учиться в Курской академии. Но отец уже не мог с таких высот опуститься до состояния простого курсанта. Его скрутило, жизнь была окончена.

Про деда: «Время настоящего Сталина ещё не пришло»

— Каким я его помню? Да никаким я его не помню! Несколько раз издали, с гостевой трибуны на Красной площади на парадах видел. Во время войны ему не до семьи и не до нас было. К нему без звонка или без особого разрешения не могли прийти ни Светлана , ни отец.

Я в жизни никогда не пользовался дедушкиным именем, о моём родстве мало кто знал. В мире театра и искусства это стало известно после знаменитого« Взгляда». Я тогда выпустил нашумевший спектакль« Мандат», и Влад Листьев в передаче говорил об этом успехе. И вдруг задаёт мне вопрос о моей родословной. Поскольку Влад располагал к себе, я отвечал. Всё пошло в эфир, и с тех пор об этом знают многие, в том числе безумные иностранцы, которые слетались ко мне со всех концов земли. Очень жалею, что позволил себе много общаться.

У меня подсознательно долго и сильно жило чувство страха, которое отпускает только в последние годы. Животное чувство, это нельзя объяснить. А тогда я подумал: такой переворот в стране, пусть лучше что-то знают обо мне. Может быть, меня это убережёт, поможет не сломать шею.

Для меня Сталин никогда не был дедушкой, у которого можно обласканным сидеть на коленях. Он для меня был монументом. Я знал, что есть товарищ Сталин, относился к нему как к некоему властелину, хозяину. Никогда при упоминании его имени ничего не отзывалось в моей душе.

Самые интересные книги о Сталине, как ни странно, пишут французы, англичане и американцы. Но правды нигде нет. Ни там, где его хвалят, ни там, где ругают. Он не был ни монстром, ни ангелом. Он был сложным, талантливым человеком. Может быть, гениальным. Он строил, как понимал, свою империю. Симпатии он у меня не вызывает, но я никогда не хотел его умалить, унизить. Когда-нибудь сам напишу о нём книгу.

Сталин пьянства вообще не терпел. Это сейчас много пишут о возлияниях у него на даче. Хотя любил, чтобы у него за столом пили. Но сам, кроме сухого вина, ничего не употреблял. И то водой разбавлял.

Думаю, что Сталина режиссировал Троцкий , очень тонко и умело играя на его таких громадных недостатках, как подозрительность. А параноиком Сталин никогда не был, всё это лабуда. Время настоящего Сталина ещё не пришло.

Сейчас, когда жизнь идёт к концу, я думаю: какое счастье, что я формировался уже без него!

— Сразу после школы я поступил к Олегу Ефремову в «Современник» на актёрский факультет. Играть особого желания не было, мечтал стать режиссёром, сотворять мир. А в ГИТИСе набирала курсы Мария Осиповна Кнебель . Ефремов рекомендовал меня к ней на режиссуру.

Встречу с этой женщиной я считаю главной в своей жизни, это всё определило. У меня открылись душевные, духовные, умственные шлюзы. Кроме всех своих великих талантов она умела помочь нам говорить своим голосом. Мы начали понимать, кто мы, что мы. Она была ученицей Станиславского и Немировича-Данченко , сорежиссёром и актрисой их театра. Эфрос , Ефремов , многие другие — это её ученики. В моей жизни дня не бывает, чтобы я о ней не думал. Она и мама — два главных для меня человека.

С мамой мне повезло очень, потому что мы были друзьями. У неё было умное сердце, её окружала масса людей, её любили... Родители были чем-то похожи — жизни обоих изуродованы.

Галина Бурдонская в молодости

В юности мама писала стихи и рассказы. Училась на редакционно-издательском факультете в полиграфическом институте, но не закончила, потому что родился я. А после того, как разошлась с отцом, поступила на юридический. Ей хотелось правды добиваться. Наивная моя! Но учиться мама уже не могла, 2 года вообще не выходила из дома, плакала и тосковала без нас.

Раны душевные, как и раны физические, залечиваются изнутри выпирающей жаждой жизни. Эта жажда, наверное, и помогла ей пережить всё это. И сложный момент после XX съезда, и жизнь впроголодь. Ведь никаких богатств Сталин никому не оставил. Я не сетую на это, даже благодарю судьбу. Не дай Бог, я вырос бы каким-нибудь избалованным принцем.

После учёбы в ГИТИСе был театр. Самые счастливые годы учёбы закончились. Жизнь складывалась непросто. Мне не хотели давать работу в Москве, не знали, что со мной делать. С такой родословной меня чёрт дёрнул выбрать публичную профессию! Мария Осиповна взяла меня на постановку в Театр Советской тогда ещё армии, где я и поныне.

Я достаточно интересно живу творческой жизнью, но прекрасно понимаю, что все мои пики не очень дают поднять голову. Меня вовремя по голове бьют кулаком, иногда больно...

Когда я поставил« Титаник», это вызвало непонимание даже в театре, у ряда людей административного порядка. Жёстко поставил. Нерон, вседозволенность, понимание свободы... Я поражаюсь, когда слышу от людей моего возраста: «Мы жили в такое страшное время, не знали, кто такая Цветаева» . Но почему я знал?! У меня не было библиотеки, но мне было интересно, и я знал. Прочувствовал на своей шкуре, что можно быть счастливым в одной маленькой комнате и быть несчастным посреди мраморных плит. Но мыслить свободно мне никто не мог запретить.

Охота к славе у меня отсутствует уже генетически — замкнуло. Живу, как все. Мне хватает на еду, оплату квартиры и курево — я курю много. Купить носки — уже нужно подумать.

Не так давно умерла мама, с женой Далой Тумалявичуте мы расстались. Она литовка, прелестная женщина, вместе учились.

Вспоминая своё детство, я никогда не хотел детей. Не думаю, что имя Сталина приносит счастье...

Неоконченный разговор

Спустя некоторое время я отправилась в Москву искать Бурдонского. Меня зацепило, задело за живое. С этим человеком хотелось говорить ещё.

Театр Российской армии огромен. В тот день отмечали день рождения то ли директора театра, то ли главного режиссёра, и Александр Васильевич был на этих посиделках. Вахтёрши сообщили ему о моём приезде, и он попросил мне передать, чтобы я подождала его у служебного входа.

Тогда ещё не было сотовых телефонов. Я бродила по театру, с кем-то разговаривала, с кем-то выпивала в театральном барчике. Потом заблудилась, ища служебный вход. Вахтёрши сказали, что Бурдонский подождал меня и поехал домой. Чёрт побери! Прозевала того, ради которого ехала! Но мне передали номер домашнего телефона Александра Васильевича, который он сам написал на клочке бумаги.

Он сказал, что приедет на вокзал. Я ждала его уже совсем в темноте, на перроне. Тогда я готова была бежать за этим человеком хоть на край света. Но не судьба. Больше я ему не звонила.

А потом Александр Васильевич стал всё чаще появляться на телеэкране, огромные интервью с ним выходили на разворотах федеральных газет.

Александр Бурдонский в одно время заполонил телеэкраны

В марте 2003-го в связи с 50-летием со дня смерти Сталина готовилось множество телепередач и статей в СМИ, но про внука вождя народов писали и показывали совсем мало. Тихий голос Бурдонского почти потерялся на этом скандальном и шумном фоне. Мне кажется, к тому времени он уже выговорился и устал от всяческих расспросов.

И вот у Александра Васильевича после долгой болезни остановилось и без того слабое сердце. Завтра, 26 мая, в 11.00 в Центральном академическом театре Российской армии состоятся гражданская панихида и церемония прощания, после чего Бурдонского похоронят.

Прощайте, Александр Васильевич, и низкий Вам поклон.

Скончался еще один потомок Иосифа Сталина - его внук Александр Бурдонский , режиссер Театра Российской армии, Народный артист России.

Бурдонскому было 75 лет. Информацию о его смерти Федеральному агентству новостей подтвердили в пресс-службе Центрального академического театра Российской армии.

Из неофициальных источников было известно, что Бурдонский страдал от заболевания сердца, однако в околотеатральной среде корреспонденту ФАН рассказали, что режиссер буквально за несколько месяцев «сгорел» от онкологического заболевания.

Сын Василия Сталина

Александр Бурдонский - старший сын младшего сына Иосифа Сталина - Василия Сталина от его первого брака с Галиной Бурдонской - дочери инженера кремлевского гаража (по другим данным - чекиста), праправнучки пленного наполеоновского офицера.

Александр Бурдонский родился 14 октября 1941 года в Куйбышеве, о трагической судьбе своего отца Василия Сталина и о своем детстве рассказывал страшные вещи и в интервью, и в книге «Вокруг Сталина». Впрочем, по словам Бурдонского, самого Сталина он видел только издалека - на трибуне, и один раз воочию - на похоронах в марте 1953 года.

В одном из интервью Бурдонский рассказывал, что Сталин на свадьбу Василия с Бурдонской не пришел и вообще выбор сына не одобрил. У Галины, женщины прямой и умеющей наживать врагов, сразу не сложились отношения с очень близким Василию Сталину человеком - начальником охраны Николаем Власиком . По версии Александра Бурдонского, именно Власик «развел» его родителей. По другой версии Галина ушла сама, не выдержав пьянок, загулов и измен мужа. Детей ей не отдали.

Дальше Александр Бурдонский и его сестра оказались во власти мачехи, Екатерины Тимошенко , дочери маршала Семена Тимошенко . Мачеха, по словам Бурдонского, жестоко издевалась над ним и сестрой, морила голодом, запирала в темной комнате, избивала.

Второй мачехой детей Бурдонской стала чемпионка СССР по плаванию Капитолина Васильева . С ней дети, наконец, вздохнули спокойно, а вскоре им разрешили жить вместе с матерью.

Фамилию матери Александр Бурдонский взял сознательно, многие ее родственники сгинули в ГУЛАГе. А вот как в 2007 году Бурдонский отзывался об Иосифе Сталине в интервью изданию «Бульвар Гордона»: «Дед был тираном. Пусть кому-то очень хочется приделать ему ангельские крылья - они на нем не удержатся. Что хорошего я мог к нему питать? За что благодарить? За искалеченное детство? Никому не пожелаю такого.... Быть внуком Сталина - тяжкий крест». Бурдонский, кстати, категорически отказывался играть Сталина в кино, несмотря на нередкие приглашения.

Человек театра

После суворовского училища Бурдонскому удалось «увильнуть» от военной карьеры - он окончил режиссерский факультет ГИТИСа и стал настоящим «человеком театра», посвятив этому призванию всю жизнь.

После актерского курса студии Олега Ефремова при театре «Современник» Бурдонский сыграл шекспировского Ромео в театре на Малой Бронной у Анатолия Эфроса , а затем по приглашению Марии Кнебель пришел в качестве режиссера-постановщика в Центральный театр Советской Армии, да так там и остался на всю жизнь.

Как рассказывал Бурдонский в интервью, его театральную тему определила трагическая судьба матери - он в основном ставил спектакли о нелегкой женской доле.

Потомки Сталина

У Иосифа Сталина было довольно много потомков. По линии Василия Сталина и его первой жены живы племянница Александра Бурдонского Анастасия Сталина (род. в 1974 г.) и ее дочь Галина Фадеева (род. в 1992 г.).

Последний из потомков Сталина, о ком много говорили, - Евгений Джугашвили (по его версии, он потомок старшего сына Сталина - Якова Джугашвили , впрочем, многие считали его самозванцем) умер в прошлом году. Евгений Джугашвили написал книгу «Мой дед Сталин. Он - святой!» и пытался судиться с теми, кто утверждал обратное.

От этой линии, по данным из открытых источников, живы:

Джугашвили Виссарион Евгеньевич (род. 1965) - правнук Сталина, строитель, живет в США;
Джугашвили Иосиф Виссарионович (род. 1995) - праправнук Сталина, музыкант;
Джугашвили Яков Евгеньевич (род. 1972) - правнук Сталина.
Селим - правнук Сталина; художник, живет в Рязани;
Джугашвили Василий Виссарионович - праправнук Сталина.

По линии дочери Сталина - Светланы Аллилуевой - живы:

Аллилуев Илья Иосифович (род. 1965) - правнук Сталина;
Жданова, Екатерина Юрьевна (род. 1950) - внучка Сталина, живет в России;
Крис Эванс (род. 1973) - внучка Сталина, дочь Светланы Аллилуевой.
Козева Анна Всеволодовна (род. 1982) - правнучка Сталина.

Всю жизнь он выйти из тени тирана, который был его дедом, стремился, причем не только фамилию, но и престижную квартиру на...

В несмышленом детстве своего деда за усы мой собеседник не дергал, любимую трубку у него отнять не пытался и даже теплым домашним словом «дедушка» не называл никогда - это в семье было не принято. Человека, который присутствовал в жизни внука неким недосягаемым символом, звали Иосиф Виссарионович, отцом моего визави был, соответственно, Василий Иосифович, а в выданной ему метрике значилась заставлявшая трепетать миллионы фамилия Сталин.

Его родная сестра Надежда до конца жизни Сталиной оставалась - из принципа, и эту же фамилию носит ее рожденная в недолгом браке с сыном писателя Александра Фадеева дочь, а вот Александр в 16 лет при получении паспорта материнские документы предъявил и стал Бурдонским. Надеялся таким образом от страха отгородиться, в атмосфере которого рос? А может, это была интуитивная попытка преследующий сталинских потомков рок обмануть?

Как бы там ни было, изображать наследного принца, которого жаждала видеть в нем любопытствующая толпа, он не желал, тяжеловесному имперскому пурпуру внук вождя предпочел богемные красные свитерки лицедея, служителя Мельпомены. Позднее его педагог Мария Осиповна Кнебель об Александре Бурдонском писала: «Придя в ГИТИС, он был зажатым, неуверенным в себе, кого-то обидеть боялся, но все же, ломая свою робость, всегда выступал правильно, искренне... Как из самого робкого первокурсника формируется тот, кому весь курс соглашается подчиняться? Тут и способности многое решают, и человеческие качества, и чуткость, и манера общения, и выдержка, и воля»...

Невероятно, но факт: Александра студенческие друзья Графом прозвали - то ли из-за манер, то ли из-за фамилии (как это на прозвище Вася Красный, которое дали его отцу, не похоже!). После окончания ГИТИСа Эфрос в Театр на Малой Бронной Ромео играть его приглашал, Завадский и Анисимова-Вульф в театр Моссовета на роль Гамлета зазывали, однако судьба, похоже, сочла, что шекспировских трагедий и страстей на его долю выпало уже предостаточно.

Ныне Александр Васильевич - известный режиссер, народный артист России и с полным правом может сказать, что сделал себя сам. По иронии судьбы более 40 лет он в Центральном академическом театре Российской Армии служит - в огромном, построенном в стиле «сталинский ампир» в форме пятиконечной звезды здании, а с другой стороны, где бы еще чувствовал себя, как дома, внук генералиссимуса и сын генерал-лейтенанта?

Конечно же, в том, что феноменом Сталина мы называем, Бурдонский разобраться пытался, однако среди полусотни его спектаклей ни одного, посвященного де­ду, нет.

Максимум, что Александр Васильевич себе позволил, - это на перестроечной волне пьесу Николая Эрдмана «Мандат» поставить и в качестве оформления на переднем плане на фоне кремлевской стены манекен в хорошо узнаваемой фуражке водрузить.

Из его великодержавного чрева на сцену все олицетворяющие бездуховность и мещанство персонажи выходили, в том числе и сыгранные режиссером лично - мол, вот где она, питательная среда для процветания бюрократии, для возникновения вож­дизма и культа личности... Впрочем, в свои 74 помудревший с возрастом Бурдонский наверняка от такого лобового решения болезненной - и не только для него! - темы, думаю, воздержался бы.

Всю жизнь он выйти из тени тирана, который был его дедом, стремился, причем не только фамилию, но и престижную квартиру на Тверской с видом на Кремль сменил.

В отличие от своего двоюродного брата Евгения Яковлевича Джугашвили (когда-то они в Суворовском училище вмес­те учились: один в начальном классе, другой - в выпускном) цветы к могиле у кремлевской стены Александр Васильевич никогда не возлагает, да и интервью, если они не о театре, избегает.

И все-таки... О фамилии, полученной при рождении, Бурдонский, по собственному признанию, забывает, только когда репетирует или, придя домой, дверь за собой запирает, а когда его вопросами о пережитом донимают, любимой цитатой из Библии отвечает: «Человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх».

«Мне не казалось, что на хвосте фамилии Сталин в искусство въезжать надо»

- Александр Васильевич, сегодня от традиции должен я отступить и читателям вас не по роду занятий представить. Здорово, конечно, что вы - известный театральный режиссер, что на вашем счету много знаковых постановок, но, уж простите, не это главное: куда важнее, как мне кажется, то, что вашим дедушкой был Иосиф Виссарионович Сталин. Вы, первенец его младшего сына Василия, в октябре 1941-го родились, а произошло это - поскольку немцы на подступах к Москве находились и руководящие кадры, а также их семьи на Волгу эвакуировались - в Куйбышеве, как Самара тогда называлась. Скажите, а ваша мама Галина Бурдонская чем занималась? Кто она по профессии?

Она стихи, какие-то эссе неплохо писала - на редакционно-издательском факультете училась, но так его и не окончила: сперва я родился, потом сестра, затем война началась, и так это все сошло на нет...

От отца мама в 1945 году ушла, и тут уже не до учеб было, хотя она пыталась, на юридический поступала... Хотела юристом стать, чтобы за правду сражаться, потому что отец нас, детей, ей не отдал, но из этого ничего не вышло. Потом техническим редактором работала.

- Сколько кровей в вас намешано?

Много, даже излишне, наверное. Среди родни с отцовской стороны грузины, украинцы, цыгане...

- Даже цыгане?

Ну, прадед Сергей Яковлевич Аллилуев цыганом был... Еще немцы есть, потому что жена его Ольга Евгеньевна, моя прабабушка, по матери, вообще-то, Айхгольц, из земли Баден-Вюртемберг в Германии. Ее предки в Россию в конце правления Екатерины II приблудились, а девичья фамилия прабабушки (по отцу) - Федоренко: в семье у них по-немецки говорили и по-грузински)...

- Ну и осетины были, наверное?

По всей видимости, хотя не скажу, что этот вопрос сильно меня занимал: грузины, осетины - Бог с ним! Ну а с маминой стороны - русские и французы. Ее фамилия от названия местечка Бурдоне на юге Франции происходит, мамин прапрапрадед здесь во время войны с Наполеоном был ранен, потом остался, и вот когда на русской женщине женился, в церкви на местный лад его записали.

- Крови эти в вас бурлят?

Еще как! - темперамент у меня довольно дикий...

- А почему фамилию мамы вы носите?

Не то чтобы я чего-то боялся или стеснялся - мне как-то в голову это не приходило, просто с младых ногтей театром хотел заниматься, искусством, и мне не казалось, что на хвосте фамилии Сталин в него въезжать надо. Повзрослел я довольно рано, и мама меня в этом решении очень поддержала, поэтому все, чего я в жизни достиг: народным артистом, заслуженным деятелем искусств стал, в Японии ставил, в Гонконге, Израиле, в Италии мастер-классы давал - все-таки это дело моих рук, а не фамилии, которой в некоторой степени принадлежу. Не говорю, что чем-то горжусь, но иногда могу сказать себе, что себя сделал сам.

- Мама рассказывала, как они с отцом познакомились?

На катке. В Москве на Петровке (только не 38, где некая организация находится, а 26) знаменитый каток был, куда вся, так сказать, золотая молодежь ходила.

- Тогда это модно было...

Ну да. Недавно вот фильм «Сын отца народов» сняли, так там все переврано - они, правда, за консультациями какими-то ко мне не обращались. У мамы жених был - знаменитый хоккеист Володя Меньшиков...

- ...и дело к свадьбе уже шло?

Да, так вот он ее, собственно, с отцом и познакомил...

- ...на свою беду...

Мама, если вам это интересно, фильм Протазанова «Бесприданница» очень любила...

- ...с Ниной Алисовой в главной роли...

Да, шикарная в свое время картина была - с хорошими актерами, награды всякие получала... Помните, как там Кторов-Паратов широким жестом перед Алисовой шубу в грязь бросает, чтобы она из кареты могла пройти? - так вот, папа маме в какой-то степени Паратова напоминал. Он вокруг метро «Кировская» (мама напротив жила, теперь это улица Мясницкая) на мотоцикле, поставленном на дыбы, ездил, или низко-низко над домом ее пролетал и цветы сбрасывал. Благо тогда можно было над Москвой летать... Слишком трудно об этом говорить, но на беду характеры у них были похожи...

- Она тоже лихая была?

Отчаянная, смелая, невероятно остроумная - их иногда за брата и сестру принимали, думали, что это Свет­лана. Они даже внешне чем-то похожи были, не только характерами, и вообще, отец другой был немножко, чем тот, которым я его помню, потому что война очень его изменила, очень!

- Брак свой родители зарегистрировали?

Да, в 40-м, под Новый год.

- Сколько же вместе они прожили?

Так, 41-й, 42-й, 43-й... Пять с чем-то лет.

- Потом развелись?

Нет, расторгнут их брак не был. Отец никогда маме развода не давал, и хотя вроде и записывался с кем-то, но неофициально.

«Когда с мамой нас разлучили, она руки на себя наложить пыталась, в метро под поезд бросалась»

- Где после того, как родители расстались, вы жили?

С отцом - он нас не отдал.

- Когда с мамой вас разлучили, переживали?

Конечно, это так тяжело было!.. Дело, как вы понимаете, давнее, но вспоминать тягостно.

- Она страдала, когда у нее детей отняли?

Не то слово! - руки на себя наложить пыталась...

- Да вы что?! Каким образом?

В метро под поезд бросалась. Она ведь восемь лет нас с сестрой не видела - восемь лет! Потом - опять-таки если вам это любопытно! - ко мне в школу пришла... Я, по-моему, уже во втором классе учился, ко мне женщина подошла - это была бабушка, мамина мама: «Ты Саша?». Я кивнул. «А помнишь, - спросила, - что у тебя мама есть, что зовут ее Галя?». Я, конечно, в комочек cжался - сейчас волноваться начну (вздыхает). «Она в подъезде соседнего дома, подойди» - ну и туда меня отвела. Мы ничего с мамой не говорили - плакали только. Потом я домой пришел, а через несколько дней отец меня в кабинет позвал и измутузил жутко...

- Избил? Руками, ремнем?

Ремня там не надо было - рука у него тяжелая, как и у меня (я когда до мамы дотрагивался, она вздрагивала: «Не трогай, это отцовы руки»). Отлупил, в общем, и в Суворовское училище отправил - вот так в военные я попал.

- А как он узнал, что вы с мамой встретились? За вами охрана ходила или просто под наблюдением были?

Видимо. Я-то не в курсе был, но, судя по тому, как все печально закончилось, кто-то, думаю, наблюдал.

- У мамы наверняка телефон был, а позвонить ей вы не могли?

Нет, и вообще, что такое телефон, если честно, не знал.

- Почему же родители разошлись? Мама о причине когда-нибудь вам говорила?

Отец невыносим стал... Для нее... (На память о семейной жизни на голове у Галины Александровны шрам остался - сантиметров семь: муж толкнул ее, беременную, приревновав к Марку Бернесу, который пос­ле выхода на экраны фильма «Истребители» был очень популярен. - Д. Г.). Хотя она всю жизнь его любила... В последние ее годы я иногда спрашивал: «Мама, вот если бы по-другому жизнь сложилась?..», а она отвечала неизменно: «Знаешь, нет, я все равно Василия встретила бы, все равно его полюбила бы и замуж за него вышла».

Мама его жертвой считала, и, в общем-то, я тоже думаю, что большая доля истины в этом есть. Однажды, когда отец куролесил, выпивал и все прочее, она сказала ему: «Вася, думай, ты же неглупый человек». Он у окна стоял и, не оборачиваясь, произнес: «Галка, не­ужели ты не понимаешь, что я жив, пока жив отец, его не будет - и меня не будет», но слова словами, а выдержать это сложно было, я ее очень понимал...

- ...и жалели, наверняка...

Ну, конечно. За эти восемь лет, замечу, у отца две жены были, у меня, соответственно, две мачехи. Одна чудовищная...

- Дочка бывшего наркома обороны, Маршала Советского Союза Тимошенко?

Да, но она больной человек, с психикой у нее не все было в порядке... Впрочем, я все ей простил. Много лет спустя - отца в живых уже не было - я с ней общался: помню, в два часа дня к ней обедать пришел, а ушел на следующий день в шесть вечера - мы с ней на кухне сидели...

- Невыговоренное накопилось?

- (Вздыхает). Он ведь ее тоже бил, не любил и бил, а она, естественно, на нас это вымещала.

- Не любил? Зачем же тогда женился?

Думаю, его к этому подтолкнули. Как я знаю, и от Светланы Аллилуевой, моей тетки тоже, там компания крутилась... Маме когда-то, между прочим, очень восхваляемый многими Николай Сидорович Власик, начальник охраны Сталина, сказал: «Галечка, надо нам сообщать, о чем у Васи за столом говорят», - а она в ответ его не очень хорошо прямым текстом послала. Он разозлился: «Ты об этом пожалеешь!». Скорее всего, там какие-то свои подковерные игры велись, чтобы...

- ...ситуацию контролировать...

Да. Повторяю, характер у мамы такой был... не взбалмошный, а как вам сказать... Она никогда не могла кем-то казаться, лукавить не умела, всегда собой оставалась, а быть очень разной могла: то тонкой и нежной, а то и резкой до неприятия. Это, конечно, нравиться не могло, а Катя Тимошенко как бы из среды кремлевской... Впрочем, брак этот короткий, дурной был - вот Капитолина (Капитолина Васильева, чемпионка и рекордсменка Союза по плаванию. - Д. Г.), последняя его жена, бабой умной была, достаточно хорошо все понимала, и жизнь отца при ней нормальной стала.

«Мама ампутации ноги перенесла и не разу за 14 лет в зеркало на себя не посмотрела.

Ни разу!»

- Никто из энкавэдистов, кроме Власика, вашу маму завербовать не пытался?

Нет, и она вообще считала, что Сталин когда-то якобы приказал: «Галину не трогать!». Мама так думала потому, что ее не посадили и никаких репрессий по отношению к ней не было.

- Кстати, да...

Участь эта ее миновала, хотя, после того как к своей матери она ушла, отец в течение года или полутора лет, когда напивался, к ней приезжал. Их квартира вроде как в бельэтаже располагалась - на высоком таком первом этаже: вот он по окнам и стрелял. У бабушки даже кусочек мочки оторван был - у нее бриллианты в ушах висели, и пуля в серьгу, к счастью, попала (мама, как правило, через черный ход убегала)...

- Василий Иосифович вернуть вашу маму хотел?

Кто знает...

- Но если бы он попросил, Галина Александровна его приняла бы?

Ох, не знаю... Когда в 61-м году его из тюрьмы выпустили, он, естественно, к нам пришел. Мама сделала все, чтобы его приветить, стол был накрыт, но как только отец разговор завел о том, что, дескать, Галя, мы должны с тобой ради детей вновь сойтись, она в тот же момент собралась и к бабушке уехала - так больше и не появилась.

- Смотрите, любя его...

Да. «Лучше, - сказала, - в клетку с тигром. Я его жалею, ему сострадаю, понимаю, какой он несчастный, но разделять это не могу».

При этом она во Владимир к нему ездила...

- ...в тюрьму...

Что-то возила - ну и мы, разумеется, ездили и тоже что-то возили.

Тяжело, очень тяжело. Когда нас ей отец не отдал, через какое-то время она пить начала - жутко совершенно... У бабушки соседка была, которая посоветовала: «Галя, горе надо вином заливать». К счастью, это как бы минуло... Понимаете, когда родители расстались, ей 25-й год шел.

- Ни опыта, ничего...

Конечно, она сломленным человеком была. Я мать свою очень любил, очень... Она 69 лет прожила...

- Мало!

- (Грустно). Золотым человеком была, но не в этом дело...

Последние 14 лет буквально по Высоцкому «тобой и Господом хранима» была - мною и Господом. У нее страшный облитерирующий эндартериит начался - она слишком много курила, ампутацию ноги перенесла, и ни разу за эти 14 лет в зеркало на себя не посмотрела. Ни разу!

- Галина Александровна красивая была?

Как сказать... Все ведь о своих детях говорят, что красоты они не­ве­роятной, и с родителями та же история... Мне кажется, она в стиле времени была, это тип Вали Серовой, с которой мама дружила, Любови Орловой - белокурая, спорт­сменка (она спортом увлекалась), очень живая, остроумная, машину водила шикарно.

- Сергей Никитич Хрущев, сын первого секретаря ЦК КПСС Хрущева, на мой вопрос, видел ли он Сталина, ответил: «Да, один раз, на первомайской демонстрации, то есть я его видел, а он меня нет»... Ну а вы дедушку видели?

Так же...

- Тоже на демонстрации?

На парадах 9 мая и 7 ноября - мы каждый год там быва­ли. По центру - Мавзолей, а по бокам - трибуны гостевые, и мы где-то там торчали, я наблюдал, как Сталин по боковой лестнице наверх поднимался.

- Что он - ваш дед, вы понимали?

Меня это, честно говоря, не волновало.

- Да вы что?!

А что тут удивительного? Когда он умер, я в Суворовском училище в Твери был - в ссылке за встречу с мамой. За мной два дядьки военных приехали, самолетом в Москву доставили и, не заезжая домой, не покормив, не напоив, в Колонный зал повезли, за руку на сцену вывели и на стул посадили. Я видел, как люди шли, плакали, друг другу в объятия кидались, и мне стыдно было, что слез у меня нет, но выдавить их из себя я не мог... Это все равно что сейчас какого-нибудь чабана Чебаркулиа хоронили бы, которого я даже не знаю, и мне надо было бы его оплакивать. Для меня Сталин все-таки где-то там оставался, всю мою жизнь, понимаете?

- То есть внуком великого Сталина вы себя не ощущали?

Нет, нет. Жили мы очень скромно, нас в суровых довольно условиях, в рукавицах ежовых держали, поэтому я не представлял, что могу позволить себе сказать: «Вы знаете, чей я внук?» или: «А знаете, кто мой дедушка?». Мне даже в голову это ни с какой стороны не могло въехать...

«Про маму Сталин Светлане сказал: «Все вы, бабы, дурры, и она дурра»

- Ну хорошо, вам восемь-девять-десять лет - это сознательный возраст, когда уже все понимать и даже отчасти анализировать можно...

Нет, я был мальчиком, который все-таки, ну как вам сказать, в имении вырос. Может, по Рублевке когда-нибудь проезжали? Там, где правый поворот, дача Микояна была и рядом с ней отцова - с этой дачи я с котомочкой однажды бежал, потому что «Детство Темы» Гарина-Михайловского прочитал. Котомку собрал, палочку выстругал, ботинки на нее повесил...

- Впечатлительным были...

До первого милиционера дошел - там меня за шиворот взяли и назад вернули. В основном жили мы там, а в Москве, когда я уже в школу пошел, в особняке на Гоголевском бульваре нас поселили - за забором, понимаете? Я своему другу Володе Шкляру завидовал - у него папа-портной в пейсах был, с такой (показывает на затылок)...

- ...кипой?

Да, с ней. Жили они в деревянном доме, и на окнах у них какие-то бальзамины стояли, с канареечкой клетка висела - мне это таким счастьем, таким уютом казалось... Очень ему завидовал, а к себе практически никого привести не мог...

- Хорошо, ну вот на трибуну Мавзолея по ступенькам ваш дед поднимается - человек, которого полмира боится, лидер самой мощной ядерной державы, шестую часть суши занимающей...

Я этого не понимал...

- И гордость не переполняла, ощущения какого-то родства: я и он - одна кровь - не было?..

Нет. Чувства, коль мы с вами о них говорим, были - ответственности, например...

- ...не посрамить!

Я знал, что хорошо вести себя должен, отлично учиться... Я должен, я должен, я должен - с младых ногтей это усвоил, и что-то лишнее, каких-либо вольностей позволить себе не могу.

- Желания с вами познакомиться Сталин никогда не испытывал?

Вы знаете, там довольно-таки интересная история...

Когда шла война, он вообще ни с кем, как вы понимаете, знакомиться не хотел...

- ...не до того было...

А после войны инсульт у него случился, поэтому тоже не до того. Потом чехарду из жен папа устроил... В 43-м Ниной Кармен он увлекся - женой оператора Ро­мана Кармена: очень красивая была женщина (мама ее с юности тоже знала). Когда там романчик начался, мама как раз беременна сестрой моей была, и Светлана Сталину об этом сказала. Тот распорядился невестке квартиру предоставить, ее в Доме правительства посе­лили, машину выделили - все дали...

- ...поступок, смотрите...

Чтобы она и дети: и родившийся ребенок, и уже подрастающий - в покое жили.

- Квартиру выделили хорошую?

Хорошую! Ну, папа с Ниной покрутился, к маме потом прибежал, и она его пустила... Когда Светлана отцу радостно сообщила: «Галя с Васей помирились», - он буркнул: «Все вы, бабы, дуры, и она дура».

- И был прав...

В 45-м Светлана тоже пыталась уговорить отца на брата своего повлиять, который нас, детей, матери не отдавал, но Сталин сказал: «Не надо. Она сама такой жизни себе захотела - теперь пусть расхлебывает». Жестоко, но было так...

- Неужто ни малейшего желания своего внука законнорожденного увидеть у него не было?

Он Осю Светланиного видел (Иосиф Григорьевич Аллилуев - советский и российский кардиолог, доктор медицинских наук. - Д. Г.), а нас с сестрой - нет, потому что с Катей (второй женой Василия Екатериной Тимошенко. - Д. Г.) отца не принимал, со следующей женой... Капитолина рассказывала, что вроде они вдвоем когда-то на какую-то дачу приезжали... Подробностей не знаю, разговоров об этом в доме никогда не было, а когда мама замуж за отца вышла, ее, естественно, в Кремль жить привезли - у них там с отцом своя половина была, но она настолько всего этого не хотела... Поэтому, когда Сталин ее пригласил, в кровать под одеяло нырнула и попросила адъютанта сказать, что спит. «Мне даже любопытно не было, - вспоминала. - О чем мне с ним говорить? Что я, как дура, бы там стояла?».

«Рыжий Зяма Адамсон себя русским считал, а мне сказал: «Ты жид пархатый, тебя бить надо»

- Сегодня, по прошествии стольких лет, какой-то чисто человеческой обиды на деда у вас нет - не на генералиссимуса Сталина, просто на дедушку! - за то, что даже увидеть вас не хотел?

Если бы дедушкой его я считал, наверное, была бы, но постарайтесь меня понять: пепел Клааса не стучит в моем сердце. Знаете, Сталин для меня - великая фигура ХХ века, тиран, если хотите, но человек однозначно умный, весьма одаренный...

- ...гений, слушайте!

Бесспорно, со всеми вытекающими отсюда характеристиками... Всему этому должное я отдаю, чему-то даже поражаюсь: скажем, мне непонятно, как мог он своему помощнику по памяти список книг, необходимых для библиотеки, составить, причем названия там такие, что я бы их просто не выговорил, наверное, пока возраста Сталина не достиг. Повторяю: я должное отдаю, но чтобы родственные узы какие-то - нет, нет! Когда в 53-м году, пос­ле его смерти, мама нас, наконец, забрала, мы с ней жили, а ее подруги, друзья из лагерей возвращались, и разговоры велись соответствующие... Кумирни Сталина в доме не было никогда, поэтому я как-то не претендовал... Ну так было принято, что ли: с этим флагом никто никогда не носился.

- В школе, что вы внук Сталина, знали?

Кто-то знал, кто-то нет.

- Учителя, да и одноклассники, в связи с этим как-то особенно к вам относились?

Ну, ребята никогда на такие вещи внимания не обращают... Нет, проблем с этим у меня не было, правда, осложнения из-за того, что я «еврей», возникли. В моем классе рыжий Зяма Адамсон учился, который компанию собрал, - вот он себя русским считал, а мне сказал: «Ты жид пархатый, тебя бить надо».

- Он же в местах не столь отдаленных мог оказаться...

Не мог, исключено - Сталина уже не было, это после его смерти происходило. А-а-а, нет, был случай... Класс наш в театр повели, и там мое место рядом с девочкой оказалось, которую Лаура Польская звали, - на всю жизнь это запомнил. После спектакля я номерок у нее взял и пальто ей подал - из-за этого маму в школу вызвали. Директриса заявила, что у меня не детское отношение, что на девочку я не так смотрел, хотя мне она ни с какой стороны не ехала и не шла. В общем, целую интригу завели - было такое, но это, я думаю, не столько с номерком, сколько с разоблачениями культа личности Сталина связано, которые в это время шли.

- Привилегии при жизни деда у семьи какие-то были: повара, домработницы?

Ну, какая-то обслуга, конечно, имелась...

- Продуктовые пайки, машины?

Что-то, наверное, было, хотя нас-то очень скромненько, я бы сказал, кормили... Может, отцу что-то давали, но нас к этим столам не звали. Избалован я не был, фазанов с тем, чтобы потом, когда это пиршество кончилось, вдруг ахнуть: «А где же фазаны?», не кушал.

- Сталин бедным умер?

Недавно на его даче я оказался - какой-то фильм документальный снимали и меня на камеру что-то уговорили сказать, а я столько лет там не был... Отец нас туда после смерти Сталина привез, а может, накануне тело его увезли, я смутно все помню... Меня поразило тогда, что на телевизоре кухонное полотенце лежало - знаете, такие суровые были...

- А телевизор уже был?

Да, и вот это кухонное полотенце меня удивило, и когда несколько лет назад я на эту дачу поехал...

- Сердце, простите, екнуло?

Нет, жутко страшно мне было. Пока снимали, я по всему дому прошелся, мне каждый угол там показали...

- Все сохранилось, как было?

В его комнатах - да, единственно, в пристроенной террасе (он, когда старый уже был, не по улице зимой гулял, а на террасу выходил) подарки «товарищу Сталину» поставили. Видно, из музея часть экспозиции: вазы хрустальные, сувениры - будто магазин какой-то, а вообще...

Страшно мне не потому было, что ах, Боже мой, где здесь автоматы и пулеметы хранились? - жутко от мысли стало, как в этом доме мог человек жить. В каждой комнате одно и то же - стол со стульями и два дивана...

- Мебель одинаковая?

Да, в спальне - а это огромная комната - одна кровать узенькая, рядом стул, на котором настольная лампа стояла, как будто даже столик непозволительной роскошью был, в углу, на другом конце, маленький шкаф платяной. Меня даже не аскетизм такой поразил, а какое-то дичайшее одиночество - какое счастье, подумал, что никакого отношения к царям я не имею. Мрачная жизнь - вот что было страшно!

- То есть умер Сталин все-таки бедным?

Пф-ф-ф! С голым задом, я думаю, да и мы с голым задом остались - все же государственное было.

- Поразительно, да? Сейчас руководителя даже бедной страны представьте...

Даже представлять не хочу! - ничего этого у нас не было. Под зад коленом! - в чем стояли, в том на улицу и выгнали.

Биография Бурдонского - это нелегкий путь борьбы за право быть самим собой. Он родился в 1941 году, после окончания Калининского суворовского училища и режиссерского факультета ГИТИСа учился еще и на актерском курсе при "Современнике" у Олега Ефремова. В театр первым его позвал Анатолий Эфрос, тогда работавший на Малой Бронной. Но вскоре ему предложили сыграть роли в постановке Центрального театра Советской армии, и все прошло так удачно, что после премьеры Бурдонского стали активно зазывать в театр "на постоянку". И он согласился. Этот театр и стал его судьбой.

История семьи, с которой он, естественно, был связан неразрывно, преследовала его всю жизнь. Он ставил спектакли, стал в театре авторитетом, очень много сделал для него, но при этом, почти параллельно, развивалась другая часть его жизни - состоящая из бесконечных "отсылов" к прошлому.

Бурдонский первым из потомков "отца народов" опубликовал результаты исследования своей ДНК, никогда не открещивался от этого родства, но безжалостно расставлял акценты. В его жизни все было завязано на прошлом - при том, что он хотел смотреть только в будущее.

Относительно смерти своего отца, Василия, в 1962 году Бурдонский так и не смог составить себе четкой картины. Как говорится, "вопросы остались". Это было еще одним "камнем преткновения" - не в его, но рядом протекающей жизни было слишком много запутанного, сложного, неоднозначного. Саша Бурдонский видел деда только на его собственных похоронах.

Отрешимся от всего и просто представим: вскоре после смерти деда, к которому внук просто не мог испытывать теплых чувств, Василий был арестован за "антисоветчину". Ему вменяли в вину и злоупотребление служебным положением, да и сам он подставлялся - был не раз застукан за вождение в нетрезвом виде и так далее. Литр водки и литр вина в день были для него "нормой"... Каково Саше было жить с этим? Можно догадаться, если в 13 лет он принципиально поменял фамилию на материнскую. Он был тих, неразговорчив, да и до последнего дня любые "семейные" темы были для него крайне болезненны. Вы только подумайте, какой это душевный разлом: многие родственники его матери, Галины Бурдонской, "сгорели" в "сталинских" лагерях. Как жить с этим?!

Сдержанный, застегнутый на все пуговицы Бурдонский безумно любил мать. И понимал, и знал, что она до последнего мгновения любила его отца - Василия - несмотря на то, что они расстались, хоть и не оформляя развод официально. Она была чужда тому кругу, к которому принадлежал Василий, не терпела его пьянства. По некоторой версии, их расставание с Василием изрядно "подогревал" глава охраны Сталина Николай Власик - это только версия, но у них с Галиной Бурдонской якобы возник конфликт, и всесильный тогда Власик буквально подсунул Василию другую женщину - дочь маршала Семена Тимошенко.

Трудно сказать, было ли именно так, или не было, но для Саши Бурдонского появление в семье мачехи обернулось адом. Екатерина Семеновна могла быть замечательной, но конкретно для них с сестрой, чужих для нее детей, она стала исчадием ада. Трудно себе представить, но внука и внучку Сталина по несколько дней могли не кормить, а сестру - так нехотя рассказывал Бурдонский - она еще и избивала. А дальше... Дальше дети просто наблюдали ужасные сцены выяснения отношений между отцом и мачехой. Бурдонский вспоминал, что когда мачеха получила, наконец, от ворот поворот, свои вещи она вывозила на нескольких машинах... Их общие дети имели несчастную судьбу: Светлана скончалась в 43 года, она от рождения была слаба здоровьем, а Вася в 21 год умер от передозировки наркотиков - он был законченным наркоманом.
А Бурдонские как-то выстояли...

Потом у Саши и Нади появилась другая мачеха - правда, ее, Капитолину Васильеву, чемпионку СССР по плаванию, Бурдонский всегда вспоминал с благодарностью - она и правда заботилась об отце, да и к ним с сестрой была добра. Вернуть детей Галина Бурдонская смогла только после письма Ворошилову. Тогда семья воссоединилась, они жили вместе, только Надя вышла уже замуж за сына актрисы Ангелины Степановой, Александра Фадеева-младшего. На перекрестье фантастического количества судеб младшие Бурдонские строили свою жизнь, пытаясь выпрыгнуть из жизни прошлой. Но она все время пыталась утянуть их обратно...

Подрастая, Саша Бурдонский начал лучше понимать отца. Он вспоминал, как навещал Василия Иосифовича в тюрьме, где видел мятущегося, страдающего человека, буквально загнанного в угол. В его жизни и поступках все было неоднозначно, но он был для Саши отцом. И каково ему было переживать все эти перипетии - можно лишь догадываться. И в итоге, уже став известным режиссером, выросший Саша Бурдонский откровенно выражал свое отношение к собственному искалеченному детству и всем событиям: он говорил, что видеть не может, когда вождя кто-то обожает. И тем более когда совершенным им преступлениям пытаются придать некое "обоснование". Он не рыдал на похоронах деда, не мог ему простить изуверского отношения к людям, болезненно переживал историю с отцом и был счастлив только работая и в кругу своей маленькой семьи.

Родившись в максимально приближенной к самым "верхам" семье, Александр Васильевич стал во многом ее заложником. И великое мужество и силы понадобились ему для того, чтобы сбросить с себя эти невидимые глазом оковы. Не всякому подобное по плечу. Но он был сильным...

Для театра Российской Армии это, конечно, потеря. Как и для тех, кто знал Бурдонского и любил его, его коллег и знакомых.

Редакция "ВМ" выражает глубокие соболезнования родственникам Александра Васильевича и его друзьям.