Немецкая супермодель верушка. Символ веры

Veruschka Von Lehndorff

Точеное тело, длинные ноги, изящные кисти рук, дополненные головой с копной волос пшеничного цвета, голубыми ледяными глазами, россыпью веснушек на лице и пухлыми гладкими губами. Все это принадлежало самой первой супермодели мировой модной индустрии, на пике своей известности зарабатывавшей баснословные деньги. Она даже сигареты курила с необыкновенным изяществом, что только добавляло уважения к ней. Имя этой, по-своему выдающейся женщины, запомнившееся миллионам людей, Верушка фон Лендорф .




Veruschka Von Lehndorff 1975

Сейчас уже мало кто знает, что длинноногая красавица пережила в детстве заключение в концлагере и откровенное бедствование в послевоенные годы. Хотя начальный этап ее жизни был совершенно другим. Вера Готлибе Анна фон Лендорф, а именно такое имя было присвоено ей при рождении, появилась на свет 14 мая 1939 года в семье состоятельного прусского аристократа, потомственного офицера германской армии графа Генриха фон Лендорф-Штайнорта. Как и абсолютное большинство прусской аристократии, он был не в восторге от воцарившего в Германии нацизма, однако и не сопротивлялся его приходу.




Photo Johnny Moncada

Первые годы жизни девочки прошли в семейном замке, в котором министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп время от времени устраивал совещания. Кроме того, неподалеку была обустроена секретная ставка Гитлера «Вольфшанце» («Волчье логово»). Эти факты сами по себе говорят, что граф фон Лендорф-Штайнорт пользовался серьезным доверием фашистского руководства. Как сложилась бы судьба девочки, сохрани ее отец это доверие и дальше, неизвестно. Однако жизнь внесла свои коррективы.




Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964
Photo Johnny Moncada

Граф Генрих фон Лендорф примкнул к заговорщикам, организовавшим летом 1944 покушение на Гитлера. Считается, что свое мнение о нацистах он кардинально поменял, увидев, как те убивают еврейских детей. Покушение оказалось неудачным, и все бунтовщики подверглись жестоким репрессиям. Граф Генрих фон Лендорф-Штайнорт в сентябре 1944 года предстал перед судом и 18 сентября того же года был казнен в берлинской тюрьме Плётцензее.




Поскольку всю семью, включая дедушку и бабушку Веры, объявили государственными преступниками, их арестовали, а владения конфисковали. Вера с сёстрами оказалась в концлагере Бад Сакса, где им сменили фамилии. Девочке пришлось обучаться в тринадцати школах, включая Вальдорфский институт, женский монастырь и деревенскую школу. Ей повезло: она не погибла и дожила до освобождения, принесенного союзными войсками. Однако о возвращении домой речи быть не могло: Германия была разделена на зоны оккупации, а ее родина - Восточная Пруссия - стала частью СССР.




Девочка подросла и увлеклась живописью. Художественное искусство изучала сначала в Гамбурге, в училище, которое готовило художников по ткани для текстильных комбинатов, а потом уехала во Флоренцию, чтобы обучаться рисованию. И именно там произошло событие, полностью изменившее ее жизнь: девушка познакомилась с Уго Муласом – успешным фотографом, который был известен как портретист и сотрудник модных журналов. Впервые увидев Веру, Мулас испытал настоящий шок: общаясь с друзьями на лестнице дворца Уффици, он увидел спускающуюся арийскую богиню, с гибким телом змеи и копной волос цвета спелой пшеницы. Итогом этой встречи становится предложение со стороны Мулоса попробовать себя в роли модели. Вскоре Вера появилась на обложке журнала Constanze.




Из солнечной Италии девушка перебралась в Париж, однако ни она, ни ее фото не вызвали там бурного восторга. Французская богема не оценила долговязую немку, рост которой составлял 186 см. В Париже Вера познакомилась с Эйлин Форд, главой американского модельного агентства Ford Models, которая поманила ее продолжить карьеру в Нью-Йорке: «Мы в Америке любим все, ну, вы понимаете, большое». Золушка поверила фее и в 1961 году купила билет на трансатлантический рейс. К слову сказать, матери девушки пришлось продать чайник с фамильным вензелем из саксонского сервиза, чтобы выслать Вере деньги на билет. Однако Эйлин повела себя совершенно неожиданно: «В Нью-Йорке Эйлин сделала вид, что впервые меня видит», - признается затем Верушка в одном из интервью.




Чтобы обратить на себя внимание, Вера сделала решительный шаг: она, прусская аристократка, назвала себя русской, придумала псевдоним Верушка и стала носить одежду черного цвета. Вскоре поползли слухи, будто она на является русским агентом, сменившим пол.

Из воспоминаний Веры фон Лендорф:

«Псевдоним Верушка - это бизнес. Чистый бизнес! Долговязой молодой немке с именем Вера делать в фэшн-тусовке было нечего».

«Я решила превратиться в совершенно другого человека. И получить от этого удовольствие. Я стала изобретать этого нового человека - я решила стать Верушкой. Верушкой меня звали в детстве. Это значит «маленькая Вера». А поскольку я всегда была слишком высокой, я подумала, что будет забавно называться Маленькой Верой. И здорово было иметь русское имя, потому что я ведь и сама была с Востока».





Она с головы до ног одевалась в черное - надо помнить, что тогда черный еще не стал модной униформой, девушки носили цветное. Она надевала огромную шляпу на распущенные светлые волосы. Она двигалась как будто в замедленной съемке и говорила с фотографами небрежно, со своим «славянским акцентом»: «Привет, я увидела ваши картинки в Vogue и подумала, что было бы любопытно, если бы вы меня сняли».

Фотографы ежедневно видят сотни девушек. Значит, моя девушка, моя Верушка, должна была сразу отличаться от всех прочих. Я выглядела так странно и вела себя так дерзко, что даже великий Ирвин Пенн робко спросил: «Вы были бы не против примерить несколько платьев для Vogue?» И вскоре уже все хотели со мной работать.




Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964
Photo Johnny Moncada

Тем не менее карьера модели в США у нее не сложилась. Девушка возвращается в Европу, в Мюнхен, и через некоторое время производит фурор, снявшись в пятиминутном эпизоде в фильме Микеланджело Антониони «Фотоувеличение».




1994

В 1963 году в Риме Верушка познакомилась с фотографом Vogue Франко Рубартелли, который сделал её своей музой. Знакомство переросло в долгое сотрудничество и роман - Верушка несколько лет прожила с гениальным и взрывным итальянцем в Риме. Они выбирали одежду, искали экзотические места для съемок и отправлялись туда вдвоем - без стилистов, ассистентов, визажистов и парикмахеров.

Самой знаковой за все время их сотрудничества стала фотосессия в пустыне Аризоны, сделанная в 1968 году. Кадр, на котором Верушка закутана в кокон, стал культовым, настоящей классикой фотоискусства.




VOGUE US, 1968. Фото: Франко Рубартелли

Верушка все делала сама, творила свой образ и свой спектакль, а модные редакторы полностью ей доверяли. Так она работала не только с Рубартелли, но и с Ричардом ­Аведоном, Питером Бирдом и Ирвином Пенном.




Фото: Джонни Монкада. Сардиния, 1964
Vogue 1962 – 1964

В середине 1960-х Верушка пользовалась невероятной популярностью, зарабатывая до 10 тысяч долларов в день. Она стала крупнейшей моделью своего времени, крупнейшей во многих смыслах: она была не только самой высокой из всех топ-моделей того времени (186 см), но и самой титулованной.




‘Veruschka – Poesia di una Donna’, 1970
Franco Rubartelli

Успешная карьера модели продолжалась до 1975 года, когда после ссоры с новым редактором журнала «Vogue» Грейс Мирабеллой Верушка решила покинуть мир моды. Предметом ссоры послужило желание редактора кардинально изменить имидж модели, сделав его более доступным для большинства женщин. Высокая аристократичная немка не только не вписывалась в новый идеал красоты по-американски, но и не собиралась меняться. «Ищите для этого другую дурочку», - ответила модель на просьбу изменить прическу на актуальное в то время каре. И «Vogue», конечно же, нашел.




by Peter Lindbergh

Думаю, Верушка вошла в конфликт с самой эпохой семидесятых - прозаичной, буржуазной, приземленной. Новому времени не нужны были инопланетянки. Верушка занималась фотопроектами, перформансами, снималась в кино, преображалась в мужчин, создавала инсталляции. И фанатично увлеклась боди-артом, которым заинтересовалась, еще работая моделью, - на съемках в Африке с Питером Бирдом она маскировала свое тело то под диких животных, то под экзотические растения, используя вместо краски ваксу для ботинок.




Photo Art Kane 1963

Только через 10 лет, в 1985 году, Верушка возвращается и принимает участие в шоу боди-арта в Трайбеке. На ее теле вновь переплетались самые разнообразные образы.

В 80-х ее эксцентричные сессии с фотографами-авангардистами, где она прикидывалась то булыжником, то ржавой трубой, то облупленным куском стены, начали скупать галереи современного искусства. Верушка стала снова время от времени принимать участие в показах в качестве приглашенной модели.




Photo Bert Stern – Veruschka 1970

В 90-х она сняла видеоарт «Зад Будды», где трансформировалась в нью-йоркского бомжа. Распластавшаяся в луже, смешавшаяся с мусором, пеплом и городской грязью, Верушка застыла в кадре безмятежным трупом, уснувшим в нирване из отходов американского консюмеризма. Несколько лет спустя, через два месяца после 11 сентября, бомж-трансформацию супермодели была показана вместе с пророческой инсталляцией «Нью-Йорк в огне». В 2000 году Верушка появилась на Мельбурнском Фестивале Моды, который проходил в Австралии.




Уйдя из моды, Верушка стала работать с немецким художником Хольгером Трюльшем, на долгие годы ставшим ее личным и профессиональным партнером. Ей приписывают множество романов - с Аль Пачино, Джеком Николсоном, Дастином Хоффманом, Питером Фондой, Уорреном Битти. Но если они и были, то быстро обрывались.

Главными мужчинами в ее жизни становились только те, с кем ее связывала работа, творческое содружество. С Рубартелли она прожила пять лет - он буквально замучил ее своей патологической ревностью и жарким мачизмом. С Трюльшем оставалась куда дольше - и до сих пор сохранила отличные отношения, каждый день беседует с ним по телефону. Последним спутником стал ее ассистент, художник и музыкант из ГДР Миша Вашке, который был на тридцать лет ее моложе и который несколько лет назад оставил ее ради юной русской девушки.




Photo Franco Rubartelli

Своих детей Верушка так и не завела, хотя говорит, что обожает детей, а они ее.

Верушка сумела благополучно растратить все свое состояние и в настоящий момент живет вместе с восемью кошками в квартире в Бруклине, США, с видом на живописную свалку.




Photo Franco Rubartelli 1969

Верушка практически полностью отошла от дел, сосредоточившись на искусстве. Она изредка участвует в модных дефиле как приглашённая звезда. Ей посвятили коллекции Карл Лагерфельд, Майкл Корс, Хельмут Ланг и Пако Рабанн, известный косметический бренд «MAC» даже выпустил губную помаду Veruschka, а поп-группа «Suedes» поместила ее фото на обложку своего альбома.

Многие считают ее одной из трех - после Лени Рифеншталь и Марлен Дитрих - великих немок ХХ столетия.




Photo Franco Rubartelli


Photo Johnny Moncada


Veruschka splashing in the ocean, American Vogue Brazil 1968
Photo Franco Rubartelli


Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964
Photo Johnny Moncada


Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964


Veruschka Von Lehndorff
Lying in a hammock
Photo Franco Rubartelli


Санто Доминго 1968
Photo Franco Rubartelli


Portrait of German countess and fashion model Veruschka wearing a headscarf, Rio de Janeiro, Brazil, September 1967


Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964
Photo Johnny Moncada


Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964
Photo Johnny Moncada


Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964
Photo Johnny Moncada


Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964


Veruschka Von Lehndorff
Vogue 1962 – 1964


Veruschka Von Lehndorff
Photo Johnny Moncada


Veruschka Von Lehndorff
Photo Peter Lindbergh


Photographer Franco Rubartelli shoots a self portrait with Veruschka
ca January 1968


Veruschka Von Lehndorff
Franco Rubartelli
May 1970


Giorgio di Sant’Angelo styling Veruschka for photo shoot 1968
Photo Franco Rubartelli


Верушка с Сальвадором Дали


Veruschka DW Kultur Berlin


Veruschka Von Lehndorff
Photo Franco Rubartelli 1966


Veruschka Von Lehndorff
Photo Franco Rubartelli 1968


Photographer Horst P. Horst, Mellen juxtaposed Veruschka Von Lehndorff with George Segal’s Walking Man at Sidney Janis Gallery, 1966


Veruschka with a few fake freckles wearing a short blond wig holding a baby doe
Photo Franco Rubartelli 1967


Veruschka Von Lehndorff


Head and shoulder shot of model Veruschka looking into the camera wearing Sant’ Angelo collar 1968
Photo Franco Rubartelli


Photo Franco Rubartelli 1970


Franco Rubartelli, Vogue, April 1967


Verushka reclining in the red arizona desert in a brown double belted knit dress with a gold chain-link medallion belt by lotte worn with a wide brimmed


Veruschka And David Hemmings In Blow Up, 1966

Графиня по крови, бунтарь по натуре, Верушка стала первой супермоделью ещё до взлёта большеглазой Твигги. Ушла из мира моды на пике, после одиннадцати обложек Vogue. Ей стало… неинтересно. Любимица камеры, она примерила десятки женских и мужских образов, чтобы потом перевоплощаться в камни и животных. А своё совершенное длинное тело сделала объектом искусства.

Графиня в бегах

Вера Готлиб Анна фон Лендорф - столь гордое имя модель получила от отца, графа и офицера. Она родилась в 1939 году в Кёнигсберге, ныне Калининграде. Детство обернулось драмой, которую Верушка всю жизнь пыталась забыть, отыгрывая воспоминания в искусстве и психотерапии. Ей было 5, когда повесили её отца - за участие в покушении на Гитлера, в операции «Валькирия». Родных заговорщика изгнали из дворянского рая - замка в сто зал - и разлучили, отправив в разные концлагеря. После войны Вера воссоединилась с матерью, пошла в школу и ещё больше полюбила одиночество: сверстники травили её за прошлое, называли отца убийцей и предателем. Долговязую девчонку дразнили «аистом»: в 14 лет в ней было уже 185 сантиметров. Когда пришла пора выбирать профессиональную стезю, она решила погрузиться в искусство - мир, который куда красивее и безопаснее реального.



Вера училась в Гамбурге, затем во Флоренции - на художника по тканям. Там её заметил фотограф Уго Мулас. Вдохновлённая его оценкой, Вера попыталась покорить Париж, но потерпела поражение: в Европе для рослых красавиц работы не было. Зато познакомилась с Эйлин Форд, совладелицей американского агентства Ford Models. Прозорливая Эйлин дала начинающей модели пару советов. Самый важный: ехать в США, где на её пропорции будет спрос. Деньги на билет выручила мать, продав кое-что из фамильных ценностей. Но в Нью-Йорке её не ждали. Миссис Форд не помнила их парижский разговор - или сделала вид, что не помнит. Другие агенты не были готовы представлять её интересы. Вера казалась им странной, не вписывалась в рамки, это был, как сейчас говорят, «неформат». «Лицо для Elle, а фигура для Vogue» - по её словам, именно это противоречие они принять не могли. Блондинка с пухлыми губами, одарённая ростом метр девяносто - инопланетянка, которая выбивается из стандартов. Получив ряд отказов, Вера вернулась домой, чтобы взять паузу. Она была уверена в своём потенциале, вот только у других не было времени и проницательности его разглядеть. И тогда девушка поняла: нужна легенда, бренд, который сразу захотят купить. Так появилась Верушка.


Рождение Верушки




В 1966-м Верушка вошла в мир кино. Микеланджело Антониони дал ей роль в триллере «Фотоувеличение» - второстепенную, рискованную. Девушка должна была играть саму себя, просто модель, где уж тут проявить незаурядность? К моменту съёмок Верушка была измотана: она вернулась из командировки в Мексику, где перенесла кишечную инфекцию. Она была необычайно тонкой, если не сказать дистрофичной - её нездоровая худоба после премьеры фильма стала модной. Эпизод с участием Верушки признан одной из самых эротичных сцен мирового кинематографа: высоченная красотка извивается на полу перед объективом под ободряющие возгласы фотографа. Она будто бы занимается любовью с камерой. «Фотоувеличение» сделало Верушку секс-символом. Её прошлые обидчики кусали локти: светловолосая пластичная бестия, которая не боится ни камеры, ни наготы, ни слухов… В 1971-м, на закате их романа, Рубартелли выпускает фильм о ней, с музыкой Эннио Морриконе. Картина провалилась, а пара распалась. Рубартелли настаивал на том, чтобы Верушка была его личной музой, безраздельно принадлежала ему и его камере. Однако модель окрепла и решила идти дальше.



Свободное плавание

К семидесятым Верушка зарабатывала баснословные гонорары: до десяти тысяч долларов в день. Но сотрудничество с Vogue изжило себя. На смену Диане Вриланд, покровительнице Верушки, пришла Грейс Мирабелла. У нового главного редактора была своя цель: завоевать широкие массы. Увидев снимки с очередной фотосессии Верушки, Мирабелла предложила ей стать проще и отстричь модное каре. В своё время Вриланд могла просить её изменить задумчивый взгляд на снимках, но обсуждать популистские внешние перемены? Нет, Верушка предпочла уйти: для неё эпоха Vogue закончилась. Она вернулась в Германию, где и случился роман с художником Хольгером Трюльцшем. С ним модель наконец занялась чистым искусством. Они создали серию «Метаморфозы». Благодаря ювелирно нанесённой на тело краске Верушка на этих фотографиях сливалась со средой: представала то стеной, то валуном, то лесной нимфой, поросшей мхом. В эту работу она вкладывала нечто очень личное: Верушка тогда переживала тяжёлую депрессию, к ней возвращались горькие детские воспоминания, она думала о самоубийстве.



В 1986-м «Метаморфозы» вышли отдельным фотоальбомом, и о звезде шестидесятых заговорили вновь - теперь как о независимом художнике. Верушка предпочитала уединение и становилась всё более избирательной в своём творчестве. Она избегала громких кампаний и коммерческих съёмок, хотя были предложения, от которых не могла отказаться. В середине девяностых модель сотрудничала с Домом Chanel. Появилась на показе в Париже, затем снялась в рекламной кампании по мотивам «Фауста» под началом Карла Лагерфельда. Каждое её творение по-прежнему было окружено слухами и домыслами. В 1998-м она сделала инсталляцию «Нью-Йорк в огне» - сожгла макет мегаполиса. Позже публика наделила её даром предвидения: якобы тогда она предчувствовала теракты, случившиеся 11 сентября 2001-го.




Верушка: модель для подражания

Оставаясь отшельницей, Верушка продолжала влиять на мир моды. В 2002-м Майкл Корс создал для Celine коллекцию «Вояж Верушки» - ожившие образы с фотографий Рубартелли: туники сочных цветов, широкие кожаные пояса, песочные оттенки сафари, торжество открытого тела. Верушка как визуальный феномен - это гимн современной телесности. Она была достаточно андрогинной, чтобы отражать эстетику высокой моды, и достаточно манящей, чтобы воспевать женственность. С ней сравнивают амазонку двухтысячных - Жизель Бундхен, но сравнение, кажется, не в пользу последней. Современные модели занимаются скорее продуманной коммерцией, а Верушка рисковала, балансируя на стыке ремесла и искусства, была новатором, а не копией. И при этом появилась на 800-х журнальных обложках! Она всё ещё выходит на подиум - хотя крайне редко. В 2006-м снялась в эпизодической роли в одной из серий бондианы - Казино «Рояль».

Я превратилась в фаната­ Верушки с того момен­та,­ как она вплыла в кадр антониониевского «Фо­­тоувеличения» со слова­ми: «А вот и я». Ее царственное явление изменило моду. Но к моде, особенно современной, Верушка относится­ почти враждебно. Обижается, когда ее по старой памяти называют моделью. Еще больше обижается, когда называют первой супермоделью. Хотя, казалось бы, никому этот титул не подходит больше, чем ей, с ее невероятным для шестидесятых ростом, сорок третьим размером ноги, инопланетной андрогинностью и отрешенным меланхоличным взглядом.

Нынешняя Верушка предпочитает называть себя художником. И между модой и искусством возводит настоящую Берлинскую стену. Именно в Восточном Берлине она и живет, вернувшись на родину после многих лет, проведенных в Италии, Лондоне, Париже и Америке. И именно здесь она наконец согласилась со мной встретиться.

Я жду ее в баре Hotel de Rome. За свою журналистскую жизнь я брала сотни интервью, но, наверное, никогда так не волновалась. И не только потому, что я ее люблю. Просто я знаю, что ей сейчас семьдесят три года. А я больше всего на свете боюсь того, что время делает с красотой.

Когда она входит в бар, мне на минуту кажется, что ей не больше тридцати пяти. Она такая же грациозная, такая же величественная, такая же породистая, как и сорок лет назад. Распущенные седые волосы, бандана на голове, военные штаны хаки, тяжелые ботинки, серая шифоновая блузка, надетая поверх черной майки, на груди - крохотные темные очки на цепочке. Я жадно разглядываю ее лицо вблизи и вижу на нем все следы времени и ни одного следа пластического хирурга. Но у нее все те же высокие скулы, невероятный по красоте костяк лица и сияющие светлые глаза. В ней столько жизни, что о работе времени, а значит, и о работе смерти, просто перестаешь думать.

На улице жаркий солнечный день, и ей не хочется сидеть в темном баре. «Пойдемте на крышу, там так красиво», - говорит она низким хриплым голосом с сильным немецким акцентом. На крыше она заказывает апфельшприц и немедленно начинает кормить печеньем воробьев. Птицы слетаются к ней маленькой стайкой, почувствовав не столько поживу, сколько родственную душу - Верушка фанатично любит всяческую живность. Котов, собак, воробьев... Мне всегда казалось, что Верушка сама похожа на экзотическое животное. Она двигалась в плавной и развинченной кошачьей манере, она любила раскрашивать свое тело под пантеру или тигрицу, она взмахивала длиннющими руками, как крыльями. Так бы, наверное, в наши дни одевалась и выглядела Айседора Дункан. Когда я говорю ей об этом, она смеется грудным смехом:

А ведь я мечтала быть танцовщицей. Ходила в балетный класс, но в четырнадцать лет была уже такая высокая, как сейчас. Когда дошли до пуантов, стало ясно, что с такими ступнями и с таким ростом балетная карьера невозможна. Но я и на съемках старалась как-то особенно двигаться. Всегда хотела быть другой, необычной. В каждом образе, в каждой роли, в каждой картинке. Понимаете?

Прекрасно понимаю. Вся ее жизнь и вся ее карьера - изобретение себя другой. Графиня Вера Готлиб Анна фон Лендорф, родившаяся в богатой прусской семье в Кенигсберге, дочь офицера, повешенного в сентябре 1944 года за участие в антигитлеровском заговоре. Маленькая девочка, отправленная с матерью и сестрами в концентрационный лагерь. Долговязый подросток, сменившая тринадцать школ и преследуемая демонами прошлого. Хорошенькая белокурая ученица немецкого текстильного института. Студентка флорентийской арт-школы, которую однажды увидел на улице фотограф Уго Милас. Начинающая и не самая успешная модель, выпадающая из всех модельных стереотипов того времени. И наконец, совсем новая женщина, похожая на Барби, присланную из туманности Андромеды, со странным именем Верушка и не менее странной легендой.

Я уже работала моделью, но все говорили, что я слишком долговязая. В Париже меня увидела Айлин Форд, директор знаменитого американского модельного агентства: «Приезжай в Америку, там любят таких высоких блондинок». Я послушалась, приехала в Нью-Йорк, позвонила ей из отеля: «Я та самая высокая девушка из Парижа». А она ответила: «Я вас не помню». Я провела в Америке несколько месяцев, потом вернулась в Европу и решила: «Надо сделать так, чтобы меня запоминали - сразу и навсегда. Надо кого-то изобрести». И так родилась Верушка.

А почему Верушка?

Это ведь по-русски - маленькая Вера, да? Я решила стать русской. Подумала, это смешно - быть такой длинной и называться маленькой.

Когда Вера стала Верушкой, в разгаре была холодная война, и все, что было связано с Россией, казалось опасным и загадочным. Из знаменитых русских на Западе жил тогда Нуреев - его появление было настоящей сенсацией, художественной и политической. А Верушка стала единственной девушкой из собирательной Восточной Европы.

Неужели вы выдавали себя за русскую?

Нет, я неопределенно отвечала, что жила на границе. В сущности это правда: я ведь родилась в Кенигсберге - как бы между Россией, Польшей и Германией. Но я боялась прямо говорить, что я русская. Боялась, что я встречу кого-то, кто говорит по-русски, и буду разоблачена. Эта моя уклончивость в деталях биографии сыграла мне на руку, создала такую загадочную ауру. Это было так здорово - придумать другого человека и играть в этого другого. Да еще с таким успехом.

В первый ее приезд в Нью-Йорк никто не запомнил немецкую фройляйн по имени Вера. Верушку запомнили все. Она с головы до ног одевалась в черное - надо помнить, что тогда черный еще не стал модной униформой, девушки носили цветное. Она надевала огромную шляпу на распущенные светлые волосы. Она двигалась как будто в замедленной съемке и говорила с фотографами небрежно, со своим «славянским акцентом»: «Привет, я увидела ваши картинки в Vogue и подумала, что было бы любопытно, если бы вы меня сняли».

Фотографы ежедневно видят сотни девушек. Значит, моя девушка, моя Верушка, должна была сразу отличаться от всех прочих. Я выглядела так странно и вела себя так дерзко, что даже великий Ирвин Пенн робко спросил: «Вы были бы не против примерить несколько платьев для Vogue?» И вскоре уже все хотели со мной работать.

Верушка стала сенсацией модного мира и любимой моделью Дианы Вриланд, тогдашнего главного редактора Vogue. Вриланд, ненавидящая все буржуазное и ординарное, влюбилась и в ее экзотическую внешность, и в ее меланхолию, и в ее легенду. Вспоминая Вриланд, Верушка забавно имитирует, как та тянула гласные, когда произносила свое неизменное: It is so-o-o bo-o-oring.

Диана больше всего на свете боялась скучного. Всегда была в экзальтации и хотела, чтобы все вокруг тоже были в экзальтации. Я могла позвонить ей посреди ночи и рассказать, что мне пришла идея такой-то съемки в Китае. И она отвечала: «Потрясающе! Сделай это!» Она никогда не говорила: это сложно, проблематично, дорого и так далее. Если идея ей нравилась, то она делала все, чтобы ее осуществить. А я довольно быстро поняла, что мне недостаточно просто демонстрировать одежду, мне в фотографии нужна идея, смысл. Ведь что получается? Фотография - такая, как хочет фотограф. Одежда - такая, как хочет стилист. Ну а я-то что делаю? И мне повезло, что Вриланд подсказала мне фотографа, вместе с которым я могла бы творить сама.

Вриланд познакомила ее с Франко Рубартелли. Знакомство переросло в долгое сотрудничество и роман - Верушка несколько лет прожила с гениальным и взрывным итальянцем в Риме. Они выбирали одежду, искали экзотические места для съемок и отправлялись туда вдвоем - без стилистов, ассистентов, визажистов и парикмахеров. Верушка все делала сама, творила свой образ и свой спектакль, а модные редакторы полностью ей доверяли. Так она работала не только с Рубартелли, но и с Ричардом ­Аведоном, Питером Бирдом и Ирвином Пенном.

Сейчас ведь все не так, правда? - несколько раз спрашивает она. - Девушки не влияют больше на процесс, они куклы в руках целой команды стилистов. Я бы так не смогла, у меня была свобода. Если я что-то делаю, я должна творить сама. И в этом должен быть смысл. С модой покончено. Я занимаюсь искусством.

Вы несправедливы к моде, ведь мода и создала Верушку. А вы потом с этим мифом играли и работали.

Я стала слишком знаменита в моде, и это сыграло роковую роль. Тогда на моду смотрели как на что-то легкомысленное, развлекате­льное. Сейчас времена постепенно меняются, ­модельеры делают арт-проекты, выставляются в музеях. Но тогда! Когда я занялась искусством, никто меня не воспринимал всерьез, все просто смеялись: «А, та самая Верушка из «Фотоувеличения»!»

Уход Верушки из моды многие объясняют конфликтом с Грейс Мирабеллой, пришедшей в 1971 году на мес­то Дианы Вриланд в американский Vogue. Та требовала от ­Верушки укоротить длинные волосы, смотреть в камеру (Верушка часто смотрела «мимо») и призывно улыбаться, чтобы быть понятней и ближе читательницам.

Думаю, Верушка вошла в конфликт с самой эпохой семидесятых - прозаичной, буржуазной, приземленной. Новому времени не нужны были инопланетянки. Верушка занималась фотопроектами, перформансами, снималась в кино, преображалась в мужчин, создавала инсталляции. И фанатично увлеклась боди-артом, которым заинтересовалась, еще работая моделью, - на съемках в Африке с Питером Бирдом она маскировала свое тело то под диких животных, то под экзотические растения, используя вместо краски ваксу для ботинок.

Я уже тогда хотела как бы выйти из человеческого­ обличья. Не просто надеть или сменить одежду, но сме­нить кожу.

Уйдя из моды, Верушка стала работать с немецким художником Хольгером Трюльшем, на долгие годы ставшим ее личным и профессиональным партнером. Ей приписывают множество романов - с Аль Пачино, Джеком Николсоном, Дастином Хоффманом, Питером Фондой, Уорреном Битти. Но если они и были, то быстро обрывались.

Главными мужчинами в ее жизни становились только те, с кем ее связывала работа, творческое содружество. С Рубартелли она прожила пять лет - он буквально замучил ее своей патологической ревностью и жарким мачизмом. С Трюльшем оставалась куда дольше - и до сих пор сохранила отличные отношения, каждый день беседует с ним по телефону. Последним спутником стал ее ассистент, художник и музыкант из ГДР Миша Вашке, который был на тридцать лет ее моложе и который несколько лет назад оставил ее ради юной русской девушки.

Своих детей Верушка так и не завела, хотя говорит, что обожает детей, а они ее.

Я для них как женщина-фантазия из сказки. И во мне самой много детского, я жизнь до сих пор воспринимаю как игру.

Вы живете одна?

Ну да, со своими котами. Это мой выбор - жить одной. День принадлежит только мне, я совершенно свободна. Это хорошо для креативности. Хотя я обожаю чувство влюбленности. А вы разве нет? Вы видите, этот воробей хочет поклевать мое печенье? Я размочу печенье в вашем чае, чтобы ему было полегче, ладно?

Про этих воробьев и про своих котов она говорит с такой нежностью, с которой другие говорят о детях (в Нью-Йорке котов было десять, в Берлине - всего три). Из-за них она отказывается от многих поездок - боится, покормит ли их вовремя соседка. Верушка - вегетарианка и осуждает себя за тот знаменитый снимок для Vogue на сафари, где она, одетая в Yves Saint Laurent, стоит с винтовкой в руках, как гордая белая охотница-колонизатор.

Денег за свою модельную карьеру, она, кстати, так и не заработала - после интервью повезла меня показать свою квартиру на улице Бизе, довольно скромную.

Про меня говорили, что я зарабатывала миллионы. Ерунда! Деньги никогда для меня много не значили. А Рубартелли и вовсе уговорил меня, чтобы все деньги шли на его счет. Я не была похожа на тех девушек, которые сделали на модельной карьере целое состояние. Вроде Линды Евангелисты или Клаудии Шиффер. Я всегда была прежде всего художником. Снималась в основном для Vogue, рекламных кампаний сделала всего четыре или пять. Да и платили тогда за это не так уж много.

В разговорах с Верушкой про моду я чувствую незажившую рану, старую обиду. О моделях она говорит со странной смесью ревности и жалости. Ее расстраивает, что по подиумам они ходят как роботы, никак не общаясь с публикой («В наше время было не так!»). Ее пугает их ненормальная худоба («Я тоже была худая в «Фотоувеличении», но это потому, что я перед съемками переболела дизентерией»). Ей неприятно депрессивное настроение, которое так часто чувствуется в современных фотосессиях («У меня всегда была такая смесь меланхолии и едва заметной улыбки»). Ее отвращает то, что цифровые спецэффекты способны убить индивидуальность и всех превратить в красавиц с одинаково безупречными лицами и телами («Мы вообще не знали, что такое ретушь, все было по-честному!»).

Еще одна болезненная тема - плагиат. Верушка глу­боко обижается, когда видит, как бесстыдно другие используют идеи и приемы, которые рождались в муках и многолетних поисках. Эн­­ни Лейбовиц, с которой Верушка была хорошо знакома, сделала свой знаменитый снимок Деми Мур в мужском костюме, на­рисованном на голом теле, вдохновившись похожими работами Верушки и Трюльша. Мик Джаггер в своем видео использовал прием, когда девушка отделяется от стены - точно так же, как это делала Верушка в «Трансфигурациях». И даже Синди Шерман с ее перевоплощениями в раз­ных персонажей явно работает в стиле верушкинской серии автопортретов, где Верушка оборачивается то Гретой Гарбо, то Марлен Дитрих, то бомжом, то трофейной женой.

Я пытаюсь ей объяснить, что в современном мире граница между плагиатом и вдохновением стала совсем тонкой.

И наконец, еще один мучительный вопрос, которым одержима современная культура. Юность и старость. То, о чем я думала, дожидаясь Верушку в баре и готовясь к тому, что мне придется наблюдать разрушение абсолютной красоты. Но моя зацикленность на этом кажется ей обидной и абсурдной.

Все одержимы идеей молодости. На каждой баночке с кремом написано anti-age. Но я не хочу быть против возраста, я не хочу с ним и с природой сражаться. Это неправильно, потому что это вгоняет людей в панику, они начинают молодиться, делать операции. А я считаю, что поздняя красота - самая интересная. В юности мы все хорошенькие, но это естественная прелесть молодости. А вот потом мы становимся красивыми.

Она по-прежнему работает над несколькими арт-проектами одновременно - и видеофильмы, и фотографии, и трансформации. Последняя страсть - картины, которые она создает из пепла.

Графиня Вера фон Лендорф прошла путь от заключенной концлагеря до первой супермодели в истории. Добавив к имени уменьшительный суффикс, она достигла карьерных высот. На пике славы Верушка предпочла моде искусство. сайт рассказывает о самой неординарной модели 60-х.

Из Веры в Верушку

Мать Веры Готлиб Анна фон Лендорф выбрала для рождения дочери не лучшее место и время. Девочка родилась в Восточной Пруссии 14 мая 1939 года, за три с половиной месяца до начала Второй мировой войны. Несмотря на то что фон Лендорфы жили в деревне Штайнорт, под Кенигсбергом , они были аристократами, а не простолюдинами, их дом - старинное родовое поместье Мауэрзей с особняком в сотню комнат. Отец Веры, граф и офицер Генрих фон Лендорф-Штайнорт , участвовал в операции «Валькирия» , политическом заговоре против Гитлера в июле 1944-го. Заговор был раскрыт гестапо. В сентябре Лендорфа казнили в берлинской тюрьме Плетцензее . Вермахт конфисковал все имущество. Семью, включая дедушку и бабушку Веры, объявили государственными преступниками и отправили в концлагерь Бад-Закса, где они встретили окончание войны.

После возвращения из ада маленькая Вера с матерью и сестрами жила у знакомых, то здесь, то там. Из-за постоянных переездов ей пришлось сменить тринадцать гимназий, включая женский монастырь. После окончания школы девочка поступила в гамбургское училище, готовившее для текстильных фабрик художников по тканям. Недоучившись, уехала во Флоренцию совершенствоваться в рисовании. Там, на лестнице дворца Уффици, прекрасную 20-летнюю арийку заметил фотограф Уго Мулас . «Блондинки в Италии пользовались диким успехом. Люди бросали работу, только чтобы поглазеть на них», - вспоминает обладательница копны золотых волос.

Совсем недавно фройляйн фон Лендорф была уверена, что вместо красоты Бог наделил ее исполинским ростом в 186 см и чересчур длинными ногами. Но вот Мулас уже щелкает ее в фотогеничном Палаццо Питти . С первым в своей жизни портфолио вдохновленная Вера отправилась в Париж . Однако французские модельные агентства не разделили мнение флорентийца и не пришли в восторг от «дылды». Оказавшаяся на кастинге глава американского модельного агентства Ford Models Эйлин Форд посоветовала Вере отправиться за океан, в Америку, где «любят длинные ноги и все огромное». Чтобы будущая супермодель смогла купить билет на самолет, ее мать продала чайник с фамильным вензелем из саксонского сервиза.

Шел 1961 год. «В Нью-Йорке перед агентствами я видела сотни моделей, которые буквально наступали друг другу на пятки, - рассказывает Вера. «Покажите ваши грудки, ваше портфолио. Вы просто прелесть. Следующая!» Версии дальнейших событий разнятся. По одним данным, в Нью-Йорке Эйлин Форд сделала вид, что впервые видит Веру и не оказала ей обещанной поддержки. По другой версии, Форд заставила девушку перекраситься в брюнетку, похудеть, но все равно не заключила с ней контракт. Так или иначе, фон Лендорф не оценили и в «Большом яблоке».

Пришлось вернуться в Европу, в Мюнхен . «Долговязой молодой немке с именем Вера делать в фэшен-тусовке было нечего». Именно поэтому Вера стала представляться Верушкой, выдавая себя за русскую. «Я решила превратиться в совершенно другого человека. И получить от этого удовольствие. Я стала изобретать этого нового человека - я решила стать Верушкой. Верушкой меня звали в детстве. Это значит «маленькая Вера». А поскольку я всегда была высокой, то подумала, будет забавно представляться Маленькой Верой». Она же придумала себе раскрепощенную пружинящую походку, как при замедленной съемке. Ходили слухи, что Верушка - русский шпион, сменивший пол.

Нетипичная супермодель

Из Штатов улетала Вера, а вернулась Верушка. Теперь уже - за победой. Первой Верушке и в Верушку поверила главный редактор американского Vogue Диана Вриланд . Она предоставила в распоряжение новоиспеченной модели полную творческую свободу, постоянного стилиста и фотографов в придачу. Чтобы запечатлеть новенькую, даже Ирвин Пенн вставал к ней в очередь за месяц. Результат - рекордные одиннадцать обложек Vogue , которые в мире моды сравни одиннадцати «Оскарам». За десятилетие модельной карьеры Верушку запечатлели более чем на восьмистах обложках.

В этот период она познакомилась с фотографом Франко Рубартелли . Верушка стала его единственной моделью, а он - ее первым серьезным увлечением длиною в пять лет. Уже после него любовниками фон Лендорф были актеры Питер Фонда (в Италии, где развивался их роман, влюбленные сломали гостиничную дубовую кровать), Уоррен Битти , Дастин Хоффман и Джек Николсон .

Но на карьеру немки повлияли не они, а двое других, не менее известных мужчин: Сальвадор Дали и Микеланджело Антониони . В 1966 году сюрреалист устроил перфоманс, облив голую Верушку из баллончиков с пеной для бритья. Он же привил Верушке любовью длиною в жизнь, любовь к боди-арту.

Настоящая слава пришла к немке в том же году после фильма Антониони «Фотоувеличение» . Сыграв в эпизоде саму себя и произнеся всего одну фразу «А я в Париже!», Верушка проснулась звездой. Сцена, в которой главный герой фотографирует лежащую на ковре модель, была названа лучшей эротической сценой года. Видимо, не зря ревнивец Рубартелли был против этих съемок. Верушку после выхода картины засыпали комплиментами, в числе которых были «голая графиня» и «сверхчеловек».

Вот что говорила о Вере ее первый агент Дориан Ли : «Она была похожа на оленя, казалась одновременно неуклюжей и грациозной. Ее мать хотела, чтобы я сделала моделью младшую сестру Веры. Она была меньше ростом, волосы у нее были светлее и лицо красивее, и все-таки она не была так великолепна, как Вера».

Когда Верушку просили показать свое портфолио, она говорила, что и так знает, как выглядит, и хотела бы увидеть, что они могут сделать с ее лицом. Она покорила всех не только своей внеземной внешностью и аристократическими манерами, но и наглостью. «Я никогда не ощущала себя типичной моделью. Модель - это та, кто продает чужую продукцию. Или себя», - уверяет она.

На пике популярности Верушка зарабатывала по $10 тысяч в день. Но в 1975 году поссорилась с новым главным редактором Vogue Грейс Мирабеллой . Предметом ссоры стала просьба главреда сделать Верушке актуальное каре. Мол, с такой гривой она выглядит слишком экзотично и не вписывается в среднестатистический идеал красоты по-американски. Мирабелла посоветовала Верушке упростить свою внешность, стать более понятной большинству. Однако в планы аристократки не входили подобные перемены. «Ищите для этого другую дурочку», - ответила Вера и оставила модельный бизнес.

Жизнь после славы

Вернувшись в Германию, она закрутила роман с Хольгером Трюльчем и вместе с ним занялась боди-артом. Он был художником, она стала его полотном. С тех пор Верушка притворялась деревьями, камнями («Отец брал меня на прусские озера смотреть на блики света на камнях. С тех пор камни вошли в мою жизнь».), животными, облаками. В 80-х эти авангардные фотосессии скупили галереи современного искусства. «Во всех моих преображениях прекрасно то, что мне было позволено выбраться из плена своего тела, создать хотя бы иллюзию того, что ты покидаешь себя».

Тогда же Верушка представила инсталляцию «Нью-Йорк в огне»: построила и сожгла макет любимого города. Двадцать лет спустя это произведение назовут пророчеством теракта 11 сентября. «Мода и смерть ходят бок о бок, - говорит Верушка. - Мода и состоит из смерти. То, что нынче в моде, завтра уходит прочь. И так каждый год. Хельмут Ньютон однажды сказал мне: «Мы работаем, чтобы заполнять мусорные баки». И он прав. В конце концов, все наши фотографии оседают на помойке, среди кухонных отбросов и старого тряпья. Утративший смысл восхитительный хлам».

В начале 90-х снова в Нью-Йорке с фотографом Андреасом Хубертусом Илсом топ-модель создала серию черно-белых автопортретов. Зрителю предстояло угадать, кто скрывается за обличием афроамериканца, старухи, сломанной куклы, паука, Катрин Денев , Марлен Дитрих . Ответ - Верушка фон Лендорф собственной персоной. В 90-х она сняла видеоарт «Зад Будды» , перевоплотившись не только в режиссера картины, но и в нью-йоркского бомжа.

Диана Вриланд однажды сказала своей протеже: «Верушка, не заглядывай в будущее. Живи здесь и сейчас, будь счастливой!» Но 73-летняя Верушка до сих пор этому не научилась. Она не скучает по 60-м, по славе и молодости, говорит: «Сегодня тоже можно делать сумасшедшие вещи. Но тогда все были менее зажатыми и менее буржуазными».

Нынешняя жизнь Верушки не имеет ничего общего с былой роскошью и славой. Экс-супермодель живет в Бруклине, в лофте с видом на помойку и воспоминаниях о башнях-близнецах. Компанию ей составляют музыкант Миша Вашке и несколько кошек.

Вне съемок Верушка носила черную одежду (в 60-х этот цвет еще не приобрел нынешнюю популярность), отдавая предпочтение бархату, короткое пальто Givenchy и замшевые туфли на плоской подошве. Сейчас ее образ составляют банданы или шляпы, длинные кардиганы, туники в паре с леопардовыми легинсами, грубые ботинки Vivienne Westwood или босоножки на платформе, очки с яркими линзами.

Каждое утро Верушка надевает солнцезащитные очки и отправляется на велосипедную прогулку «за вдохновением». Чаще всего ее пункт назначения - Манхэттенский мост, под которым известная вегетарианка кормит бездомных кошек.

Ей посвятили коллекции Пако Рабанн , Хельмут Ланг , Карл Лагерфельд , Майкл Корс . MAC назвал в ее честь оттенок помады, почти черный. В 2006-м она появилась в голливудском блокбастере, правда, всего на секунду: сыграла графиню фон Вальдштейн в двадцать первом фильме про Джеймса Бонда «Казино «Рояль» .

Последний раз она выходила на подиум по приглашению немецкого дизайнера Anja Gockel на Mercedes-Benz Fashion Week Berlin для показа коллекции сезона осень-зима-2012.

Я превратилась в фаната­ Верушки с того момен­та,­ как она вплыла в кадр антониониевского «Фо­­тоувеличения» со слова­ми: «А вот и я». Ее царственное явление изменило моду. Но к моде, особенно современной, Верушка относится­ почти враждебно. Обижается, когда ее по старой памяти называют моделью. Еще больше обижается, когда называют первой супермоделью. Хотя, казалось бы, никому этот титул не подходит больше, чем ей, с ее невероятным для шестидесятых ростом, сорок третьим размером ноги, инопланетной андрогинностью и отрешенным меланхоличным взглядом.

Нынешняя Верушка предпочитает называть себя художником. И между модой и искусством возводит настоящую Берлинскую стену. Именно в Восточном Берлине она и живет, вернувшись на родину после многих лет, проведенных в Италии, Лондоне, Париже и Америке. И именно здесь она наконец согласилась со мной встретиться.

Я жду ее в баре Hotel de Rome. За свою журналистскую жизнь я брала сотни интервью, но, наверное, никогда так не волновалась. И не только потому, что я ее люблю. Просто я знаю, что ей сейчас семьдесят три года. А я больше всего на свете боюсь того, что время делает с красотой.

Когда она входит в бар, мне на минуту кажется, что ей не больше тридцати пяти. Она такая же грациозная, такая же величественная, такая же породистая, как и сорок лет назад. Распущенные седые волосы, бандана на голове, военные штаны хаки, тяжелые ботинки, серая шифоновая блузка, надетая поверх черной майки, на груди - крохотные темные очки на цепочке. Я жадно разглядываю ее лицо вблизи и вижу на нем все следы времени и ни одного следа пластического хирурга. Но у нее все те же высокие скулы, невероятный по красоте костяк лица и сияющие светлые глаза. В ней столько жизни, что о работе времени, а значит, и о работе смерти, просто перестаешь думать.

На улице жаркий солнечный день, и ей не хочется сидеть в темном баре. «Пойдемте на крышу, там так красиво», - говорит она низким хриплым голосом с сильным немецким акцентом. На крыше она заказывает апфельшприц и немедленно начинает кормить печеньем воробьев. Птицы слетаются к ней маленькой стайкой, почувствовав не столько поживу, сколько родственную душу - Верушка фанатично любит всяческую живность. Котов, собак, воробьев... Мне всегда казалось, что Верушка сама похожа на экзотическое животное. Она двигалась в плавной и развинченной кошачьей манере, она любила раскрашивать свое тело под пантеру или тигрицу, она взмахивала длиннющими руками, как крыльями. Так бы, наверное, в наши дни одевалась и выглядела Айседора Дункан. Когда я говорю ей об этом, она смеется грудным смехом:

А ведь я мечтала быть танцовщицей. Ходила в балетный класс, но в четырнадцать лет была уже такая высокая, как сейчас. Когда дошли до пуантов, стало ясно, что с такими ступнями и с таким ростом балетная карьера невозможна. Но я и на съемках старалась как-то особенно двигаться. Всегда хотела быть другой, необычной. В каждом образе, в каждой роли, в каждой картинке. Понимаете?

Прекрасно понимаю. Вся ее жизнь и вся ее карьера - изобретение себя другой. Графиня Вера Готлиб Анна фон Лендорф, родившаяся в богатой прусской семье в Кенигсберге, дочь офицера, повешенного в сентябре 1944 года за участие в антигитлеровском заговоре. Маленькая девочка, отправленная с матерью и сестрами в концентрационный лагерь. Долговязый подросток, сменившая тринадцать школ и преследуемая демонами прошлого. Хорошенькая белокурая ученица немецкого текстильного института. Студентка флорентийской арт-школы, которую однажды увидел на улице фотограф Уго Милас. Начинающая и не самая успешная модель, выпадающая из всех модельных стереотипов того времени. И наконец, совсем новая женщина, похожая на Барби, присланную из туманности Андромеды, со странным именем Верушка и не менее странной легендой.

Я уже работала моделью, но все говорили, что я слишком долговязая. В Париже меня увидела Айлин Форд, директор знаменитого американского модельного агентства: «Приезжай в Америку, там любят таких высоких блондинок». Я послушалась, приехала в Нью-Йорк, позвонила ей из отеля: «Я та самая высокая девушка из Парижа». А она ответила: «Я вас не помню». Я провела в Америке несколько месяцев, потом вернулась в Европу и решила: «Надо сделать так, чтобы меня запоминали - сразу и навсегда. Надо кого-то изобрести». И так родилась Верушка.

А почему Верушка?

Это ведь по-русски - маленькая Вера, да? Я решила стать русской. Подумала, это смешно - быть такой длинной и называться маленькой.

Когда Вера стала Верушкой, в разгаре была холодная война, и все, что было связано с Россией, казалось опасным и загадочным. Из знаменитых русских на Западе жил тогда Нуреев - его появление было настоящей сенсацией, художественной и политической. А Верушка стала единственной девушкой из собирательной Восточной Европы.

Неужели вы выдавали себя за русскую?

Нет, я неопределенно отвечала, что жила на границе. В сущности это правда: я ведь родилась в Кенигсберге - как бы между Россией, Польшей и Германией. Но я боялась прямо говорить, что я русская. Боялась, что я встречу кого-то, кто говорит по-русски, и буду разоблачена. Эта моя уклончивость в деталях биографии сыграла мне на руку, создала такую загадочную ауру. Это было так здорово - придумать другого человека и играть в этого другого. Да еще с таким успехом.

В первый ее приезд в Нью-Йорк никто не запомнил немецкую фройляйн по имени Вера. Верушку запомнили все. Она с головы до ног одевалась в черное - надо помнить, что тогда черный еще не стал модной униформой, девушки носили цветное. Она надевала огромную шляпу на распущенные светлые волосы. Она двигалась как будто в замедленной съемке и говорила с фотографами небрежно, со своим «славянским акцентом»: «Привет, я увидела ваши картинки в Vogue и подумала, что было бы любопытно, если бы вы меня сняли».

Фотографы ежедневно видят сотни девушек. Значит, моя девушка, моя Верушка, должна была сразу отличаться от всех прочих. Я выглядела так странно и вела себя так дерзко, что даже великий Ирвин Пенн робко спросил: «Вы были бы не против примерить несколько платьев для Vogue?» И вскоре уже все хотели со мной работать.

Верушка стала сенсацией модного мира и любимой моделью Дианы Вриланд, тогдашнего главного редактора Vogue. Вриланд, ненавидящая все буржуазное и ординарное, влюбилась и в ее экзотическую внешность, и в ее меланхолию, и в ее легенду. Вспоминая Вриланд, Верушка забавно имитирует, как та тянула гласные, когда произносила свое неизменное: It is so-o-o bo-o-oring.

Диана больше всего на свете боялась скучного. Всегда была в экзальтации и хотела, чтобы все вокруг тоже были в экзальтации. Я могла позвонить ей посреди ночи и рассказать, что мне пришла идея такой-то съемки в Китае. И она отвечала: «Потрясающе! Сделай это!» Она никогда не говорила: это сложно, проблематично, дорого и так далее. Если идея ей нравилась, то она делала все, чтобы ее осуществить. А я довольно быстро поняла, что мне недостаточно просто демонстрировать одежду, мне в фотографии нужна идея, смысл. Ведь что получается? Фотография - такая, как хочет фотограф. Одежда - такая, как хочет стилист. Ну а я-то что делаю? И мне повезло, что Вриланд подсказала мне фотографа, вместе с которым я могла бы творить сама.

Вриланд познакомила ее с Франко Рубартелли. Знакомство переросло в долгое сотрудничество и роман - Верушка несколько лет прожила с гениальным и взрывным итальянцем в Риме. Они выбирали одежду, искали экзотические места для съемок и отправлялись туда вдвоем - без стилистов, ассистентов, визажистов и парикмахеров. Верушка все делала сама, творила свой образ и свой спектакль, а модные редакторы полностью ей доверяли. Так она работала не только с Рубартелли, но и с Ричардом ­Аведоном, Питером Бирдом и Ирвином Пенном.

Сейчас ведь все не так, правда? - несколько раз спрашивает она. - Девушки не влияют больше на процесс, они куклы в руках целой команды стилистов. Я бы так не смогла, у меня была свобода. Если я что-то делаю, я должна творить сама. И в этом должен быть смысл. С модой покончено. Я занимаюсь искусством.

Вы несправедливы к моде, ведь мода и создала Верушку. А вы потом с этим мифом играли и работали.

Я стала слишком знаменита в моде, и это сыграло роковую роль. Тогда на моду смотрели как на что-то легкомысленное, развлекате­льное. Сейчас времена постепенно меняются, ­модельеры делают арт-проекты, выставляются в музеях. Но тогда! Когда я занялась искусством, никто меня не воспринимал всерьез, все просто смеялись: «А, та самая Верушка из «Фотоувеличения»!»

Уход Верушки из моды многие объясняют конфликтом с Грейс Мирабеллой, пришедшей в 1971 году на мес­то Дианы Вриланд в американский Vogue. Та требовала от ­Верушки укоротить длинные волосы, смотреть в камеру (Верушка часто смотрела «мимо») и призывно улыбаться, чтобы быть понятней и ближе читательницам.

Думаю, Верушка вошла в конфликт с самой эпохой семидесятых - прозаичной, буржуазной, приземленной. Новому времени не нужны были инопланетянки. Верушка занималась фотопроектами, перформансами, снималась в кино, преображалась в мужчин, создавала инсталляции. И фанатично увлеклась боди-артом, которым заинтересовалась, еще работая моделью, - на съемках в Африке с Питером Бирдом она маскировала свое тело то под диких животных, то под экзотические растения, используя вместо краски ваксу для ботинок.

Я уже тогда хотела как бы выйти из человеческого­ обличья. Не просто надеть или сменить одежду, но сме­нить кожу.

Уйдя из моды, Верушка стала работать с немецким художником Хольгером Трюльшем, на долгие годы ставшим ее личным и профессиональным партнером. Ей приписывают множество романов - с Аль Пачино, Джеком Николсоном, Дастином Хоффманом, Питером Фондой, Уорреном Битти. Но если они и были, то быстро обрывались.

Главными мужчинами в ее жизни становились только те, с кем ее связывала работа, творческое содружество. С Рубартелли она прожила пять лет - он буквально замучил ее своей патологической ревностью и жарким мачизмом. С Трюльшем оставалась куда дольше - и до сих пор сохранила отличные отношения, каждый день беседует с ним по телефону. Последним спутником стал ее ассистент, художник и музыкант из ГДР Миша Вашке, который был на тридцать лет ее моложе и который несколько лет назад оставил ее ради юной русской девушки.

Своих детей Верушка так и не завела, хотя говорит, что обожает детей, а они ее.

Я для них как женщина-фантазия из сказки. И во мне самой много детского, я жизнь до сих пор воспринимаю как игру.

Вы живете одна?

Ну да, со своими котами. Это мой выбор - жить одной. День принадлежит только мне, я совершенно свободна. Это хорошо для креативности. Хотя я обожаю чувство влюбленности. А вы разве нет? Вы видите, этот воробей хочет поклевать мое печенье? Я размочу печенье в вашем чае, чтобы ему было полегче, ладно?

Про этих воробьев и про своих котов она говорит с такой нежностью, с которой другие говорят о детях (в Нью-Йорке котов было десять, в Берлине - всего три). Из-за них она отказывается от многих поездок - боится, покормит ли их вовремя соседка. Верушка - вегетарианка и осуждает себя за тот знаменитый снимок для Vogue на сафари, где она, одетая в Yves Saint Laurent, стоит с винтовкой в руках, как гордая белая охотница-колонизатор.

Денег за свою модельную карьеру, она, кстати, так и не заработала - после интервью повезла меня показать свою квартиру на улице Бизе, довольно скромную.

Про меня говорили, что я зарабатывала миллионы. Ерунда! Деньги никогда для меня много не значили. А Рубартелли и вовсе уговорил меня, чтобы все деньги шли на его счет. Я не была похожа на тех девушек, которые сделали на модельной карьере целое состояние. Вроде Линды Евангелисты или Клаудии Шиффер. Я всегда была прежде всего художником. Снималась в основном для Vogue, рекламных кампаний сделала всего четыре или пять. Да и платили тогда за это не так уж много.

В разговорах с Верушкой про моду я чувствую незажившую рану, старую обиду. О моделях она говорит со странной смесью ревности и жалости. Ее расстраивает, что по подиумам они ходят как роботы, никак не общаясь с публикой («В наше время было не так!»). Ее пугает их ненормальная худоба («Я тоже была худая в «Фотоувеличении», но это потому, что я перед съемками переболела дизентерией»). Ей неприятно депрессивное настроение, которое так часто чувствуется в современных фотосессиях («У меня всегда была такая смесь меланхолии и едва заметной улыбки»). Ее отвращает то, что цифровые спецэффекты способны убить индивидуальность и всех превратить в красавиц с одинаково безупречными лицами и телами («Мы вообще не знали, что такое ретушь, все было по-честному!»).

Еще одна болезненная тема - плагиат. Верушка глу­боко обижается, когда видит, как бесстыдно другие используют идеи и приемы, которые рождались в муках и многолетних поисках. Эн­­ни Лейбовиц, с которой Верушка была хорошо знакома, сделала свой знаменитый снимок Деми Мур в мужском костюме, на­рисованном на голом теле, вдохновившись похожими работами Верушки и Трюльша. Мик Джаггер в своем видео использовал прием, когда девушка отделяется от стены - точно так же, как это делала Верушка в «Трансфигурациях». И даже Синди Шерман с ее перевоплощениями в раз­ных персонажей явно работает в стиле верушкинской серии автопортретов, где Верушка оборачивается то Гретой Гарбо, то Марлен Дитрих, то бомжом, то трофейной женой.

Я пытаюсь ей объяснить, что в современном мире граница между плагиатом и вдохновением стала совсем тонкой.

И наконец, еще один мучительный вопрос, которым одержима современная культура. Юность и старость. То, о чем я думала, дожидаясь Верушку в баре и готовясь к тому, что мне придется наблюдать разрушение абсолютной красоты. Но моя зацикленность на этом кажется ей обидной и абсурдной.

Все одержимы идеей молодости. На каждой баночке с кремом написано anti-age. Но я не хочу быть против возраста, я не хочу с ним и с природой сражаться. Это неправильно, потому что это вгоняет людей в панику, они начинают молодиться, делать операции. А я считаю, что поздняя красота - самая интересная. В юности мы все хорошенькие, но это естественная прелесть молодости. А вот потом мы становимся красивыми.

Она по-прежнему работает над несколькими арт-проектами одновременно - и видеофильмы, и фотографии, и трансформации. Последняя страсть - картины, которые она создает из пепла.