Легенды и сказания народов сибири. Cибирское золото: легенды и мифы

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Сказки народов Сибири

Алтайские сказки

Страшный гость

Жил-был барсук. Днём он спал, ночами выходил на охоту. Вот однажды ночью барсук охотился. Не успел он насытиться, а край неба уже посветлел.

До солнца в свою нору спешит попасть барсук. Людям не показываясь, прячась от собак, шёл он там, где тень гуще, где земля чернее.

Подошёл барсук к своему жилью.

– Хрр… Брр… – вдруг услышал он непонятный шум.

«Что такое?»

Сон из барсука выскочил, шерсть дыбом встала, сердце чуть рёбра не сломило стуком.

«Я такого шума никогда не слыхивал…»

– Хррр… Фиррлить-фью… Бррр…

«Скорей обратно в лес пойду, таких же, как я, когтистых зверей позову: я один тут за всех погибать не согласен».

И пошёл барсук всех, на Алтае живущих, когтистых зверей на помощь звать.

– Ой, у меня в норе страшный гость сидит! Помогите! Спасите!

Прибежали звери, ушами к земле приникли – в самом деле, от шума земля дрожит:

– Брррррк, хрр, фьюу…

У всех зверей шерсть дыбом поднялась.

– Ну, барсук, это твой дом, ты первый и полезай.

Оглянулся барсук – кругом свирепые звери стоят, подгоняют, торопят:

– Иди, иди!

А сами от страха хвосты поджали.

В барсучьем доме было восемь входов, восемь выходов. «Что делать? – думает барсук. – Как быть? Которым входом к себе в дом проникнуть?»

– Чего стоишь? – фыркнула росомаха и подняла свою страшную лапу.

Медленно, нехотя побрёл барсук к самому главному входу.

– Хрррр! – вылетело оттуда.

Барсук отскочил, к другому входу-выходу заковылял.

Изо всех восьми выходов так и гремит.

Принялся барсук девятый ход рыть. Обидно родной дом разрушать, да отказаться никак нельзя – со всего Алтая самые свирепые звери собрались.

– Скорей, скорей! – приказывают.

Обидно родной дом рушить, да ослушаться никак нельзя.

Горько вздыхая, царапал барсук землю когтистыми передними лапами. Наконец, чуть жив от страха, пробрался в свою высокую спальню.

– Хррр, бррр, фррр…

Это, развалясь на мягкой постели, громко храпел белый заяц.

Звери со смеху на ногах не устояли, покатились по земле.

– Заяц! Вот так заяц! Барсук зайца испугался!

– Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!

– От стыда куда теперь спрячешься, барсук? Против зайца какое войско собрал!

– Ха-ха-ха! Хо-хо!

А барсук головы не поднимает, сам себя бранит:

«Почему, шум в своём доме услыхав, сам туда не заглянул? Для чего пошёл на весь Алтай кричать?»

А заяц знай себе спит-храпит.

Рассердился барсук, да как пихнет зайца:

– Пошёл вон! Кто тебе позволил здесь спать?

Проснулся заяц – глаза чуть не выскочили! – и волк, и лисица, рысь, росомаха, дикая кошка, даже соболь здесь!

«Ну, – думает заяц, – будь что будет!»

И вдруг – прыг барсуку в лоб. А со лба, как с холма, – опять скок! – и в кусты.

От белого заячьего живота побелел лоб у барсука.

От задних заячьих лап прошли белые следы по щекам.

Звери ещё громче засмеялись:

– Ой, барсу-у-ук, какой ты красивый стал! Хо-ха-ха!

– К воде подойди, на себя посмотри!

Заковылял барсук к лесному озеру, увидал в воде свое отражение и заплакал:

«Пойду медведю пожалуюсь».

Пришёл и говорит:

– Кланяюсь вам до земли, дедушка-медведь. Защиты у вас прошу. Сам я этой ночью дома не был, гостей не звал. Громкий храп услыхав, испугался… Скольких зверей обеспокоил, свой дом порушил. Теперь посмотрите, от заячьего белого живота, от заячьих лап – и щёки мои побелели. А виноватый без оглядки убежал. Это дело рассудите.

– Ты ещё жалуешься? Твоя голова раньше чёрная была, как земля, а теперь белизне твоего лба и щёк даже люди позавидуют. Обидно, что не я на том месте стоял, что не моё лицо заяц выбелил. Вот это жаль! Да, жалко, обидно…

И, горько вздохнув, ушёл медведь.

А барсук так и живёт с белой полосой на лбу и на щеках. Говорят, что он привык к этим отметинам и уже похваляется:

– Вот как заяц для меня постарался! Мы теперь с ним друзья на веки вечные.

Ну, а что заяц говорит? Этого никто не слыхал.

Обида марала

Прибежала красная лиса с зелёных холмов в чёрный лес. Она в лесу себе норы ещё не вырыла, а новости лесные ей уже известны: стал медведь стар.

– Ай-яй-яй, горе-беда! Наш старейшина, бурый медведь, умирает. Его золотистая шуба поблекла, острые зубы притупились, в лапах силы былой нет. Скорей, скорей! Давайте соберёмся, подумаем, кто в нашем чёрном лесу всех умнее, всех краше, кому хвалу споём, кого на медведево место посадим.

Где девять рек соединились, у подножья девяти гор, над быстрым ключом мохнатый кедр стоит. Под этим кедром собрались звери из чёрного леса. Друг другу шубы свои кажут, умом, силой, красотой похваляются.

Старик медведь тоже сюда пришёл:

– Что шумите? О чём спорите?

Притихли звери, а лиса острую морду подняла и заверещала:

– Ах, почтенный медведь, нестареющим, крепким будьте, сто лет живите! Мы тут спорим-спорим, а дела решить без вас не можем: кто достойнее, кто красивее всех?

– Всяк по-своему хорош, – проворчал старик.

– Ах, мудрейший, все же мы хотим ваше слово услышать. На кого укажете, тому звери хвалу споют, на почётное место посадят.

А сама свой красный хвост распустила, золотую шерсть языком охорашивает, белую грудку приглаживает.

И тут звери вдруг увидели бегущего вдали марала. Ногами он вершину горы попирал, ветвистые рога по дну неба след вели.

Лиса ещё рта закрыть не успела, а марал уже здесь.

Не вспотела от быстрого бега его гладкая шерсть, не заходили чаще его упругие рёбра, не вскипела в тугих жилах тёплая кровь. Сердце спокойно, ровно бьётся, тихо сияют большие глаза. Розовым языком коричневую губу чешет, зубы белеют, смеются.

Медленно встал старый медведь, чихнул, лапу к маралу протянул:

– Вот кто всех краше.

Лиса от зависти за хвост сама себя укусила.

– Хорошо ли живёте, благородный марал? – запела она. – Видно, ослабели ваши стройные ноги, в широкой груди дыхания не хватило. Ничтожные белки опередили вас, кривоногая росомаха давно уже здесь, даже медлительный барсук и тот успел раньше вас прийти.

Низко опустил марал ветвисторогую голову, колыхнулась его мохнатая грудь и зазвучал голос, как тростниковая свирель.

– Уважаемая лиса! Белки на этом кедре живут, росомаха на соседнем дереве спала, у барсука нора здесь, за холмом. А я девять долин миновал, девять рек переплыл, через девять гор перевалил…

Поднял голову марал – уши его подобны лепесткам цветов. Рога, тонким ворсом одетые, прозрачны, словно майским мёдом налиты.

– А ты, лиса, о чём хлопочешь? – рассердился медведь. – Сама, что ли, старейшиной стать задумала?

– Прошу вас, благородный марал, займите почётное место.

А лиса уже опять здесь.

– Ох-ха-ха! Бурого марала старейшиной выбрать хотят, петь хвалу ему собираются. Ха-ха, ха-ха! Сейчас-то он красив, а посмотрите на него зимой – голова безрогая, комолая, шея тонкая, шерсть висит клочьями, сам ходит скорчившись, от ветра шатается.

Марал в ответ слов не нашёл. Взглянул на зверей – звери молчат.

Даже старик медведь не вспомнил, что каждую весну отрастают у марала новые рога, каждый год прибавляется на рогах марала по новой веточке, и год от года рога ветвистее, а марал чем старше, тем прекраснее.

От горькой обиды упали из глаз марала жгучие слёзы, прожгли ему щёки до костей, и кости прогнулись.

Погляди, и сейчас темнеют у него под глазами глубокие впадины. Но глаза от этого ещё краше стали, и красоте марала не только звери, но и люди славу поют.

Жадный глухарь

Роняет берёза золотистую листву, золотые иглы теряет лиственница. Дуют злые ветры, падают холодные дожди. Лето ушло, осень пришла. Птицам время в тёплые края лететь.

Семь дней на опушке леса в стаи собирались, семь дней друг с другом перекликались:

– Все ли тут? Тут ли все? Все иль нет?

Только глухаря не слышно, глухаря не видно.

Стукнул беркут своим горбатым клювом по сухой ветке, стукнул ещё раз и приказал молодой кукушке позвать глухаря.

Свистя крыльями, полетела кукушка в лесную чащобу.

Глухарь, оказывается, здесь – на кедре сидит, орешки из шишек лущит.

– Уважаемый глухарь, – сказала кукушка, – птицы в тёплые края собрались. Уже семь суток вас дожидаются.

– Ну-ну, всполошились! – проскрипел глухарь. – В тёплые земли лететь не к спеху. Сколько здесь в лесу орехов, ягод… Неужто это всё мышам и белкам оставить?

Вернулась кукушка:

– Глухарь орехи щёлкает, лететь на юг, говорит он, не к спеху.

Послал беркут проворную трясогузку.

Прилетела она к кедру, вокруг ствола десять раз обежала:

– Скорее, глухарь, скорее!

– Уж очень ты скорая. Перед дальней дорогой надо маленько подкрепиться.

Трясогузка хвостиком потрясла, побегала-побегала вокруг кедра, да и улетела.

– Великий беркут, глухарь перед дальней дорогой хочет подкрепиться.

Разгневался беркут и повелел всем птицам немедля в тёплые края лететь.

А глухарь ещё семь дней орехи из шишек выбирал, на восьмой вздохнул, клюв о перья почистил:

– Ох, не хватает у меня сил всё это съесть. Жалко такое добро покидать, а приходится…

И, тяжело хлопая крыльями, полетел на лесную опушку. Но птиц здесь уже не видно, голосов их не слышно.

«Что такое?» – глазам своим глухарь не верит: опустела поляна, даже вечнозелёные кедры оголились. Это птицы, когда глухаря ждали, всю хвою склевали.

Горько заплакал, заскрипел глухарь:

– Без меня, без меня птицы в тёплые края улетели… Как теперь буду я здесь зимова-а-ать?

От слёз покраснели у глухаря его тёмные брови.

С той поры и до наших дней дети, и внуки, и правнуки глухаря, эту историю вспоминая, горько плачут. И у всех глухарей брови, как рябина, красные.

Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.

Горностай и заяц

Зимней ночью вышел горностай на охоту. Он под снег нырнул, вынырнул, на задние лапы встал, шею вытянул, прислушался, головой повертел, принюхался… И вдруг словно гора свалилась ему на спину. А горностай хоть ростом мал, да отважен – обернулся, зубами вцепился – не мешай охоте!

– А-а-а-а! – раздался крик, плач, стон, и с горностаевой спины свалился заяц.

Задняя нога у зайца до кости прокушена, чёрная кровь на белый снег течёт. Плачет заяц, рыдает:

– О-о-о-о! Я от совы бежал, свою жизнь спасти хотел, я нечаянно тебе на спину свалился, а ты меня укуси-и-и-ил…

– Ой, заяц, простите, я тоже нечаянно…

– Слушать не хочу, а-а-а!! Никогда не прощу, а-а-а-а!! Пойду на тебя медведю пожалуюсь! О-о-о-о!

Ещё солнце не взошло, а горностай уже получил от медведя строгий указ:

«В мой аил на суд сейчас же явитесь!

Старейшина здешнего леса Тёмно-бурый медведь».

Круглое сердце горностаево стукнуло, тонкие косточки со страху гнутся… Ох и рад бы горностай не идти, да медведя ослушаться никак нельзя…

Робко-робко вошёл он в медвежье жилище.

Медведь на почётном месте сидит, трубку курит, а рядом с хозяином, по правую сторону, – заяц. Он на костыль опирается, хромую ногу вперёд выставил.

Медведь пушистые ресницы поднял и красно-жёлтыми глазами на горностая смотрит:

– Ты как смеешь кусаться?

Горностай, будто немой, только губами шевелит, сердце в груди не помещается.

– Я… я… охотился, – чуть слышно шепчет.

– На кого охотился?

– Хотел мышь поймать, ночную птицу подстеречь.

– Да, мыши и птицы – твоя пища. А зачем зайца укусил?

– Заяц первый меня обидел, он мне на спину свалился…

Обернулся медведь к зайцу, да как рявкнет:

– Ты для чего это горностаю на спину прыгнул?

Задрожал заяц, слёзы из глаз водопадом хлещут:

– Кланяюсь вам до земли, великий медведь. У горностая зимой спина белая… Я его со спины не узнал… ошибся…

– Я тоже ошибся, – крикнул горностай, – заяц зимой тоже весь белый!

Долго молчал мудрый медведь. Перед ним жарко трещал большой костёр, над огнём на чугунных цепях висел золотой котёл с семью бронзовыми ушками. Этот свой любимый котёл медведь никогда не чистил, боялся, что вместе с грязью счастье уйдёт, и золотой котёл был всегда ста слоями сажи, как бархатом, покрыт.

Протянул медведь к котлу правую лапу, чуть дотронулся, а лапа уже черным-черна. Этой лапой медведь зайца слегка за уши потрепал, и вычернились у зайца кончики ушей!

– Ну вот, теперь ты, горностай, всегда узнаешь зайца по ушам.

Горностай, радуясь, что дело так счастливо обошлось, кинулся бежать, да медведь его за хвост поймал. Вычернился у горностая хвост!

– Теперь ты, заяц, всегда узнаешь горностая по хвосту.

Говорят, что с той поры и до наших дней горностай и заяц друг на друга не жалуются.

Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.

Нарядный бурундук

Зимой крепко спал в своей берлоге бурый медведь. Когда синичка запела весеннюю песенку, он проснулся, вышел из тёмной ямы, лапой глаза от солнца заслонил, чихнул, на себя посмотрел:

– Э-э-ээ, ма-аш, как я похуде-ел… Всю долгую зиму ничего не е-е-ел…

Его любимая еда – кедровые орехи. Его любимый кедр – вот он, толстый, в шесть обхватов, у самой берлоги стоит. Ветки частые, хвоя шёлковая, сквозь неё даже капель не каплет.

Поднялся медведь на задние лапы, передними за ветки кедра ухватился, ни одной шишки не увидел, и лапы опустились.

– Э, ма-аш! – пригорюнился медведь. – Что со мной? Поясница болит, лапы не слушаются… Состарился я, ослаб… Как теперь кормиться буду?

Двинулся сквозь частый лес, бурную реку мелким бродом перешёл, каменными россыпями шагал, по талому снегу ступал, сколько звериных следов чуял, но зверя ни одного не настиг: охотиться пока ещё силы нет…

Уже на опушку леса вышел, никакой еды не нашёл, куда дальше идти, сам не знает.

– Брык-брык! Сык-сык! – это, испугавшись медведя, закричал бурундучок.

Медведь хотел было шагнуть, лапу поднял, да так и замер: «Э-э-э, ма-а-а-ш, как же я забыл о бурундуке? Бурундук – хозяин старательный. Он на три года вперёд орехами запасается. Постой-постой-постой! – сказал самому себе медведь. – Надо нору его найти, у него закрома и весной не пустуют».

И пошёл землю нюхать, и нашёл! Вот оно, бурундуково жилище. Но в такой узкий ход как такую большую лапу сунешь?

Трудно старому мерзлую землю когтями царапать, а тут ещё корень, как железо, твёрдый. Лапами тащить? Нет, не вытащишь. Зубами грызть? Нет, не разгрызёшь. Размахнулся медведь – рраз! – пихта упала, корень сам из земли вывернулся.

Услыхав этот шум, бурундучишка ум потерял. Сердце так бьётся, будто изо рта выскочить хочет. Бурундучок лапами рот зажал, а слёзы из глаз ключом бьют: «Такого большого медведя увидав, зачем я крикнул? Для чего сейчас ещё громче кричать хочу? Рот мой, заткнись!»

Быстро-быстро вырыл бурундучок на дне норы ямку, залез и даже дышать не смеет.

А медведь просунул свою огромную лапу в бурундукову кладовую, захватил горсть орехов:

– Э, ма-аш! Говорил я: бурундук хозяин добрый. – Медведь даже прослезился. – Видно, не пришло моё время умирать. Поживу ещё на белом свете…

Опять сунул лапу в кладовую – орехов там полным-полно!

Поел, погладил себя по животу:

«Отощавший мой желудок наполнился, шерсть моя, как золотая, блестит, в лапах сила играет. Ещё немного пожую, совсем окрепну».

И медведь так наелся, что уж и стоять не может.

– Уф, уф… – на землю сел, задумался:

«Надо бы этого запасливого бурундука поблагодарить, да где же он?»

– Эй, хозяин, отзовитесь! – рявкнул медведь.

А бурундук ещё крепче рот свой зажимает.

«Стыдно будет мне в лесу жить, – думает медведь, – если, чужие запасы съев, я даже доброго здоровья хозяину не пожелаю».

Заглянул в норку и увидел бурундуков хвост. Обрадовался старик.

– Хозяин-то, оказывается, дома! Благодарю вас, почтенный, спасибо, уважаемый. Пусть закрома ваши никогда пустыми не стоят, пусть желудок ваш никогда от голода не урчит… Позвольте обнять вас, к сердцу прижать.

Бурундук по-медвежьи разговаривать не учился, медвежьих слов не понимает. Как увидел над собой когтистую большую лапу, закричал по-своему, по-бурундучьи: «Брык-брык, сык-сык!» – и выскочил было из норки.

Но медведь подхватил его, к сердцу прижал и речь свою медвежью дальше ведёт:

– Спасибо, дядя-бурундук: голодного меня вы накормили, усталому мне отдых дали. Неслабеющим, сильным будьте, под урожайным богатым кедром живите, пусть дети ваши и внуки беды-горя не знают…

Освободиться, бежать хочет, медвежью жесткую лапу своими коготками изо всех сил скребёт, а у медведя лапа даже не чешется. Ни на минуту не умолкая, он бурундуку хвалу поёт:

– Я громко, до небес благодарю, тысячу раз спасибо говорю! Взгляните на меня хотя бы одним глазком…

А бурундук ни звука.

– Э, м-маш! Где, в каком лесу росли вы? На каком пне воспитывались? Спасибо говорят, а он ничего не отвечает, глаз своих на благодарящего не поднимает. Улыбнитесь хоть немножко.

Замолчал медведь, голову склонил, ответа ждёт.

А бурундук думает:

«Кончил рычать, теперь он меня съест».

Рванулся из последних силёнок и выскочил!

От пяти чёрных медвежьих когтей осталось на спине бурундука пять чёрных полос. С той поры и носит бурундук нарядную шубку. Это медвежий подарок.

Литературная обработка А. Гарф.

Сто умов

Как стало тепло, прилетел журавль на Алтай, опустился на родное болото и пошёл плясать! Ногами перебирает, крыльями хлопает.

Бежала мимо голодная лиса, позавидовала она журавлиной радости, заверещала:

– Смотрю и глазам своим не верю – журавль пляшет! А ведь у него, у бедняги, всего только две ноги.

Глянул журавль на лису – даже клюв разинул: одна, две, три, четыре лапы!

– Ой, – крикнула лиса, – ох, в таком длинном клюве ни одного-то зуба нет…

Журавль и голову повесил.

Тут лиса ещё громче засмеялась:

– Куда ты свои уши спрятал? Нет у тебя ушей! Вот так голова! Ну, а в голове у тебя что?

– Я сюда из-за моря дорогу нашёл, – чуть не плачет журавль, – есть, значит, у меня в голове хоть какой-то ум.

– Ох и несчастный ты, журавль, – две ноги да один ум. Ты на меня погляди – четыре ноги, два уха, полон рот зубов, сто умов и замечательный хвост.

С горя журавль вытянул свою длинную шею и увидел вдали человека с луком и охотничьей сумой.

– Лиса, почтенная лиса, у вас четыре ноги, два уха и замечательный хвост; у вас полон рот зубов, сто умов, – охотник идёт!!! Как нам спастись?!

– Мои сто умов всегда сто советов дадут.

Сказала и скрылась в барсучьей норе.

Журавль подумал: «У неё сто умов», – и туда же, за ней!

Никогда охотник такого не видывал, чтобы журавль за лисой гнался.

Сунул руку в нору, схватил журавля за длинные ноги и вытащил на свет.

Крылья у журавля распустились, повисли, глаза как стеклянные, даже сердце не бьётся.

«Задохся, верно, в норе», – подумал охотник и швырнул журавля на кочку.

Снова сунул руку в нору, лису вытащил.

Лиса ушами трясла, зубами кусалась, всеми четырьмя лапами царапалась, а всё же попала в охотничью суму.

«Пожалуй, и журавля прихвачу», – решил охотник.

Обернулся, глянул на кочку, а журавля-то и нет! Высоко в небе летит он, и стрелой не достанешь.

Так погибла лиса, у которой было сто умов, полон рот зубов, четыре ноги, два уха и замечательный хвост.

А журавль одним своим умишком пораскинул и то смекнул, как спастись.

Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.

Дети зверя Мааны

В стародавние времена жила на Алтае чудо-зверь Мааны. Была она, как кедр вековой, большая. По горам ходила, в долины спускалась – нигде похожего на себя зверя не нашла. И уже начала понемногу стареть:

«Я умру, – думала Мааны, – и никто на Алтае меня не вспомянет, забудут все, что жила на земле большая Мааны. Хоть бы родился у меня кто-нибудь…»

Мало ли, много ли времени прошло, и родился у Мааны сын – котёнок.

– Расти, расти, малыш! – запела Мааны. – Расти, расти.

А котёнок в ответ:

– Мрр-мрр, ррасту, ррасту…

И хоть петь-мурлыкать научился, но вырос он мало, так и остался мелким.

Вторым родился барсук. Этот вырос крупнее кота, но далеко ему было до большой Мааны, и характером был он не в мать. Всегда угрюмый, он днём из дома не выходил, ночью по лесу тяжело ступал, головы не поднимал, звёзд, луны не видя.

Третья – росомаха – любила висеть на ветках деревьев. Однажды сорвалась с ветки, упала на лапы, и лапы у неё скривились.

Четвёртая – рысь – была хороша собой, но так пуглива, что даже на мать поднимала чуткие уши. А на кончиках ушей у неё торчали нарядные кисточки.

Пятым родился ирбис-барс. Этот был светлоглаз и отважен. Охотился он высоко в горах, с камня на камень легко, будто птица, перелетал.

Шестой – тигр – плавал не хуже Мааны, бегал быстрее барса и рыси. Подстерегая добычу, был нетороплив – мог от восхода солнца до заката лежать притаясь.

Седьмой – лев – смотрел гордо, ходил, высоко подняв свою большую голову. От его голоса содрогались деревья и рушились скалы.

Был он самый могучий из семерых, но и этого сына Мааны-мать играючи на траву валила, забавляясь, к облакам подкидывала.

– Ни один на меня не похож, – дивилась большая Мааны, – а все же это мои дети. Когда умру, будет кому обо мне поплакать, пока жива – есть кому меня пожалеть.

Ласково на всех семерых поглядев, Мааны сказала:

– Я хочу есть.

Старший сын – кот, мурлыча песенку, головой о ноги матери потёрся и мелкими шагами побежал на добычу. Три дня пропадал. На четвёртый принёс в зубах малую пташку.

– Этого мне и на один глоток не хватит, – улыбнулась Мааны, – ты сам, дитя, подкрепись немного.

Кот ещё три дня птахой забавлялся, лишь на четвёртый о еде вспомнил.

– Слушай, сынок, – сказала Мааны, – с твоими повадками трудно будет тебе жить в диком лесу. Ступай к человеку.

Только замолчала Мааны, а кота уже и не видно. Навсегда убежал он из дикого леса.

– Я голодна, – сказала Мааны барсуку.

Тот много не говорил, далеко не бегал. Вытащил из-под камня змею и принёс матери.

Разгневалась Мааны:

– Ты от меня уйди! За то, что принёс змею, сам кормись червями и змеями.

Похрюкивая, роя землю носом, барсук, утра не дожидаясь, в глубь чёрного леса побежал. Там, на склоне холма, он вырыл просторную нору с восемью входами-выходами, высокую постель из сухих листьев взбил и стал жить в своём большом доме, никого к себе не приглашая, сам ни к кому в гости не наведываясь.

– Я хочу есть, – сказала Мааны росомахе.

Семь дней бродила по лесу кривоногая росомаха, на восьмой принесла матери кости того оленя, чьё мясо сама съела.

– Твоего, росомаха, угощенья ждать – с голоду умрёшь, – сказала Мааны. – За то, что семь дней пропадала, пусть потомки твои по семь дней добычу выслеживают, пусть никогда они не наедаются досыта, пусть едят с голоду всё, что придётся…

Росомаха обвила кривыми лапами ствол кедра, и с тех пор Мааны никогда не видала её.

Четвёртой пошла на охоту рысь. Она принесла матери только что добытую косулю.

– Да будет твоя охота всегда так же удачлива, – обрадовалась Мааны. – Твои глаза зоркие, уши чуткие. Хруст сухой ветки ты слышишь на расстоянии дня пути. Тебе в непроходимой чаще леса хорошо будет жить. Там, в дуплах старых деревьев, ты детей своих будешь растить.

И рысь, неслышно ступая, той же ночью убежала в чащобу старого леса.

Теперь на ирбиса-барса посмотрела Мааны. Ещё слова сказать не успела, а барс одним прыжком уже вскочил на островершинную скалу, одним ударом лапы повалил горного теке-козла.

Перебросив его через плечо себе на спину, барс на обратном пути поймал быстрого зайца. С двумя подарками мягко прыгнул он вниз, к жилищу старой Мааны.

– Ты, ирбис-сынок, всегда живи на высоких скалах, на недоступных камнях. Живи там, где ходят горные теке-козлы и вольные аргали 1
Аргали – дикий горный баран (азиатский).

Взобрался барс на скалы, убежал в горы, поселился между камней.

Куда пошёл тигр, Мааны не знала. Добычу он принёс ей, какую она не просила. Он положил к её ногам убитого охотника.

Заплакала, запричитала большая Мааны:

– Ой, сынок, как жестоко твоё сердце, как нерасчётлив твой ум. Ты первый с человеком вражду начал, твоя шкура полосами его крови на вечные времена окрашена. Уходи жить туда, где полосы эти будут мало приметны, – в частый камыш, в тростники, в высокую траву. Охоться там, где ни людей, ни скота нет. В хороший год питайся дикими кабанами и оленями, в плохой – лягушек ешь, но не трогай человека! Если человек тебя заметит, он не остановится, пока не настигнет.

С громким жалобным плачем полосатый тигр в тростники ушёл.

Теперь отправился на добычу седьмой сын – лев. В лесу охотиться он не захотел, спустился в долину и приволок оттуда убитого всадника и мертвую лошадь.

Мааны-мать чуть ум не потеряла:

– Ох-ох! – стонала она, царапая свою голову. – Ох, жаль мне себя, зачем родила я семерых детей! Ты, седьмой, самый свирепый! На моём Алтае не смей жить! Уходи туда, где не бывает зимней стужи, где не знают лютого осеннего ветра. Может быть, жаркое солнце смягчит твоё твёрдое сердце.

Так услала от себя всех семерых детей жившая когда-то на Алтае большая Мааны.

И хотя под старость осталась она одинокой, и хотя, говорят, умирая, никого из детей своих позвать не захотела, все же память о ней жива – дети зверя Мааны по всей земле расселились.

Давайте же споём песню о Мааны-матери, сказку о ней всем людям расскажем.

Литературная обработка А. Гарф и П. Кучияка.

Земли Сибири хранят в себе много тайн и нераскрытых загадок, который по сей день привлекают людей. На протяжении множества столетий землю заселяли малоизвестные государству народы, которые оставили свой след в истории. Каждая область Сибири имеет свою легенду.

Омская область хранит легенду о «Пяти Озерах », одним из которых является знаменитое озеро Окунево в Омской области . «Пупом Земли» является именно деревня Окунево , которая считается энергетическим центром земли. Сама деревня является местом, где периодически происходят паранормальные явления. Кто-то видел здесь всадника без головы, другие рассказывают про, неизвестно от куда взявшийся, хоровод девушек на берегу реки. Легенда рассказывает, что за спинами девушек то появлялись, то исчезали полупрозрачные фигуры огромной высоты. Вокруг деревни расположено пять озер, которые появились при падении пяти метеоритов. Вода, в каждом из озер, считается целебной, местонахождение пятого озера до сих пор находится под загадкой.

В Новосибирской области хранится легенда о хане Кучуме. Считается, что он запрятал свой клад на территории области.

Томская область может похвастаться своей легендой о старце Федоре Кузьмиче. Говорят, что император Александр I инсценировал свою смерть и стал скитальцем Федором.

Кемеровская область считается первым и единственным местом в Сибирском крае, где видели «снежного человека». Также, поговаривают, что на территории Горной Шории хранится клад адмирала Колчака.

По Алтайскому краю ходят легенды о затерянных демидовских шахтах, клад которых, до сих пор не был найден.

В Республике Алтай тоже хранятся свои легенды. Здесь ходят истории о «золотом запасе» адмирала Колчака.

Красноярский край тоже хранит легенды о кладе Колчака, считается, что, когда он проходил по Обь-Енисейскому каналу, то именно там выбрал место для захоронения своего золота. Еще существует легенда о потерянном дворце императора Гаврила Машарова.

За счет большого количества курганов в Республике Хакасия, существует множество нераскрытых тайн, связанных с их происхождением. Рядом с курганами загадочно стоят менгиры - это простые, поставленные вертикально человеком, мегалиты.

Иркутская область тоже присваивает себе клад Колчака, который спрятан в «Дёминском саду».

Республика Бурятия отличается своими легендами от других регионов Сибирского края. Большинство легенд связаны с шаманизмом и буддизмом. Жители республики считают, что могила Чингисхана с его сокровищами хранится в недрах их земель.

В основном, все легенды Сибирского края, связаны с именами великих людей, которые внесли свой вклад в историю развития регионов. Каждый регион, благодаря своим легендам, подчеркивает свою индивидуальность, тем самым привлекая внимание туристов.

Жил-был барсук. Днём он спал, ночами выходил на охоту. Вот однажды ночью барсук охотился. Не успел он насытиться, а край неба уже посветлел.

До солнца в свою нору спешит попасть барсук. Людям не показываясь, прячась от собак, шёл он там, где тень гуще, где земля чернее.

Подошёл барсук к своему жилью.

Хрр… Брр… - вдруг услышал он непонятный шум.

«Что такое?»

Сон из барсука выскочил, шерсть дыбом встала, сердце чуть рёбра не сломило стуком.

«Я такого шума никогда не слыхивал…»

Хррр… Фиррлить-фью… Бррр…

«Скорей обратно в лес пойду, таких же, как я, когтистых зверей позову: я один тут за всех погибать не согласен».

И пошёл барсук всех, на Алтае живущих, когтистых зверей на помощь звать.

Ой, у меня в норе страшный гость сидит! Помогите! Спасите!

Прибежали звери, ушами к земле приникли - в самом деле, от шума земля дрожит:

Брррррк, хрр, фьюу…

У всех зверей шерсть дыбом поднялась.

Ну, барсук, это твой дом, ты первый и полезай.

Оглянулся барсук - кругом свирепые звери стоят, подгоняют, торопят:

Иди, иди!

А сами от страха хвосты поджали.

В барсучьем доме было восемь входов, восемь выходов. «Что делать? - думает барсук. - Как быть? Которым входом к себе в дом проникнуть?»

Чего стоишь? - фыркнула росомаха и подняла свою страшную лапу.

Медленно, нехотя побрёл барсук к самому главному входу.

Хрррр! - вылетело оттуда.

Барсук отскочил, к другому входу-выходу заковылял.

Изо всех восьми выходов так и гремит.

Принялся барсук девятый ход рыть. Обидно родной дом разрушать, да отказаться никак нельзя - со всего Алтая самые свирепые звери собрались.

Скорей, скорей! - приказывают.

Обидно родной дом рушить, да ослушаться никак нельзя.

Горько вздыхая, царапал барсук землю когтистыми передними лапами. Наконец, чуть жив от страха, пробрался в свою высокую спальню.

Хррр, бррр, фррр…

Это, развалясь на мягкой постели, громко храпел белый заяц.

Звери со смеху на ногах не устояли, покатились по земле.

Заяц! Вот так заяц! Барсук зайца испугался!

Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!

От стыда куда теперь спрячешься, барсук? Против зайца какое войско собрал!

Ха-ха-ха! Хо-хо!

А барсук головы не поднимает, сам себя бранит:

«Почему, шум в своём доме услыхав, сам туда не заглянул? Для чего пошёл на весь Алтай кричать?»

А заяц знай себе спит-храпит.

Рассердился барсук, да как пихнет зайца:

Пошёл вон! Кто тебе позволил здесь спать?

Проснулся заяц - глаза чуть не выскочили! - и волк, и лисица, рысь, росомаха, дикая кошка, даже соболь здесь!

«Ну, - думает заяц, - будь что будет!»

И вдруг - прыг барсуку в лоб. А со лба, как с холма, - опять скок! - и в кусты.

От белого заячьего живота побелел лоб у барсука.

От задних заячьих лап прошли белые следы по щекам.

Звери ещё громче засмеялись:

Ой, барсу-у-ук, какой ты красивый стал! Хо-ха-ха!

К воде подойди, на себя посмотри!

Заковылял барсук к лесному озеру, увидал в воде свое отражение и заплакал:

«Пойду медведю пожалуюсь».

Пришёл и говорит:

Кланяюсь вам до земли, дедушка-медведь. Защиты у вас прошу. Сам я этой ночью дома не был, гостей не звал. Громкий храп услыхав, испугался… Скольких зверей обеспокоил, свой дом порушил. Теперь посмотрите, от заячьего белого живота, от заячьих лап - и щёки мои побелели. А виноватый без оглядки убежал. Это дело рассудите.

Ты ещё жалуешься? Твоя голова раньше чёрная была, как земля, а теперь белизне твоего лба и щёк даже люди позавидуют. Обидно, что не я на том месте стоял, что не моё лицо заяц выбелил. Вот это жаль! Да, жалко, обидно…

И, горько вздохнув, ушёл медведь.

А барсук так и живёт с белой полосой на лбу и на щеках. Говорят, что он привык к этим отметинам и уже похваляется:

Вот как заяц для меня постарался! Мы теперь с ним друзья на веки вечные.

Ну, а что заяц говорит? Этого никто не слыхал.

Литературная обработка А. Гарф.

Прибежала красная лиса с зелёных холмов в чёрный лес. Она в лесу себе норы ещё не вырыла, а новости лесные ей уже известны: стал медведь стар.

Ай-яй-яй, горе-беда! Наш старейшина, бурый медведь, умирает. Его золотистая шуба поблекла, острые зубы притупились, в лапах силы былой нет. Скорей, скорей! Давайте соберёмся, подумаем, кто в нашем чёрном лесу всех умнее, всех краше, кому хвалу споём, кого на медведево место посадим.

Где девять рек соединились, у подножья девяти гор, над быстрым ключом мохнатый кедр стоит. Под этим кедром собрались звери из чёрного леса. Друг другу шубы свои кажут, умом, силой, красотой похваляются.

Старик медведь тоже сюда пришёл:

Что шумите? О чём спорите?

Притихли звери, а лиса острую морду подняла и заверещала:

Ах, почтенный медведь, нестареющим, крепким будьте, сто лет живите! Мы тут спорим-спорим, а дела решить без вас не можем: кто достойнее, кто красивее всех?

Всяк по-своему хорош, - проворчал старик.

Ах, мудрейший, все же мы хотим ваше слово услышать. На кого укажете, тому звери хвалу споют, на почётное место посадят.

А сама свой красный хвост распустила, золотую шерсть языком охорашивает, белую грудку приглаживает.

И тут звери вдруг увидели бегущего вдали марала. Ногами он вершину горы попирал, ветвистые рога по дну неба след вели.

Лиса ещё рта закрыть не успела, а марал уже здесь.

Не вспотела от быстрого бега его гладкая шерсть, не заходили чаще его упругие рёбра, не вскипела в тугих жилах тёплая кровь. Сердце спокойно, ровно бьётся, тихо сияют большие глаза. Розовым языком коричневую губу чешет, зубы белеют, смеются.

Медленно встал старый медведь, чихнул, лапу к маралу протянул:

Вот кто всех краше.

Лиса от зависти за хвост сама себя укусила.

Хорошо ли живёте, благородный марал? - запела она. - Видно, ослабели ваши стройные ноги, в широкой груди дыхания не хватило. Ничтожные белки опередили вас, кривоногая росомаха давно уже здесь, даже медлительный барсук и тот успел раньше вас прийти.

Низко опустил марал ветвисторогую голову, колыхнулась его мохнатая грудь и зазвучал голос, как тростниковая свирель.

Уважаемая лиса! Белки на этом кедре живут, росомаха на соседнем дереве спала, у барсука нора здесь, за холмом. А я девять долин миновал, девять рек переплыл, через девять гор перевалил…

Поднял голову марал - уши его подобны лепесткам цветов. Рога, тонким ворсом одетые, прозрачны, словно майским мёдом налиты.

А ты, лиса, о чём хлопочешь? - рассердился медведь. - Сама, что ли, старейшиной стать задумала?

Прошу вас, благородный марал, займите почётное место.

А лиса уже опять здесь.

Ох-ха-ха! Бурого марала старейшиной выбрать хотят, петь хвалу ему собираются. Ха-ха, ха-ха! Сейчас-то он красив, а посмотрите на него зимой - голова безрогая, комолая, шея тонкая, шерсть висит клочьями, сам ходит скорчившись, от ветра шатается.

Марал в ответ слов не нашёл. Взглянул на зверей - звери молчат.

Например, интересные легенды можно услышать от местных жителей об устье реки Лены, что есть там подземный город, который ныне пустует. Вход в этот город известен немногим, но и они предпочитают помалкивать о его местонахождении. Улицы этого города якобы до сих пор освещаются "вечными светильниками" неизвестной нам конструкции, которые продолжают работать уже не одну тысячу лет.

Вот, что об этом и других преданиях народов Сибири рассказывает российский путешественник, биолог, антрополог Г.Сидоров: " Есть подземный город, и может быть даже этот город связан с глубинными пустотами Земли. Это устье реки Лены. Некоторые люди там побывали, причём проникли они через верхние лазы. Что интересно: несколько якутов там было - они потом вымерли - и русские геологи были - они тоже вымерли. Их имена известны, но это случилось ещё до войны.

Получилось что здесь? Попав под землю, они были шокированы тем, что светилось внутри всё (Это описано у Шемшука в книге «Как нам вернуть рай»). Какие-то вечные светильники стояли, огромные, они освещали улицы огромного города. Куда эти улицы вели - неизвестно. Там хорошо, на Севере. Сверху лёд, а под землёй климат такой, что можно жить, и всё освещено, но людей - никого, и даже нет следов, но очевидно, что эти места когда-то были населены кем-то. Это всё известно, спецслужбы хорошо знают про подземные лабиринты устья реки Лены, но туда сейчас никого не пускают. Там граница, и пограничники это охраняют и с пеной у рта требуют, чтобы каждый убрался. У них свои законы. Хотя, какая там граница?! До полюса территория наша. Это всё сделано, чтобы людей туда не пустить.

Я там не был, но я был в устье Колымы, в устье Индигирки, в устье Хрома. Там примерно то же самое. Везде легенды, рассказы - очевидцы говорят шёпотом, на ухо, с опаской, но подземные лабиринты, гигантские подземные города стоят по всему периметру Северного Ледовитого Океана. Как это объяснить? Очень сложно. Непонятно, но всё это можно найти.

Зачем древней арктической цивилизации были нужны такие подземные города? Очевидно для той же самой цели, для которой подземные города построены для "элитки" нашей цивилизации по всему миру: для использования их в качестве убежища на случай глобального природного катаклизма или же мировой войны с применением разрушительного оружия массового уничтожения людей.

Вот, кстати, интересный фрагмент интрервью журналиста Д.Соколова с писателем, палеоэтнографом В.Дегтяревым, который уверен, что отступающие льды российского Севера неминуемо откроют остатки городов предыдущей арктической цивилизации, сохранившиеся подо льдом во всей своей первозданности:

"- Владимир Николаевич, в древних мифах и легендах часто встречается упоминание о Гиперборее как о территории богатства и благодати. Если не ошибаюсь, речь идёт о приполярной зоне России?

- Совершенно верно. Тысячелетия назад приполярная территория России и Скандинавии не просто была освоена, люди там жили и блаженствовали, разумеется, до последнего Всемирного потопа с последующим великим оледенением территории диаметром в 6 000 километров. Точно такая же картина нарисовалась и на Южном полюсе Земли. Планетарная катастрофа в буквальном смысле слова произошла в один день и одну ночь, после чего четвёртая цивилизация перестала существовать.

- Что же её погубило?

- Среди неординарных, независимых исследователей преобладают три точки зрения на происхождение этой катастрофы. Я поддерживаю шумерскую космогонию, согласно которой на Земле каждые 12500 лет сдвигаются полюса из-за прецессии земной оси. Происходит движение земной коры, и каждые 12500 лет мы «едем по глобусу» в другую часть света относительно неподвижных звёзд.

Томский исследователь H. Новгородов, напротив, полагает, что движения коры не происходит, а происходит локальное оледенение некоторых территорий. С одновременным потеплением в других местах земного шара. Это признанная учёным миром гипотеза.

А вот третий исследователь, автор теории «Ткань мироздания» В. Кондратов, решительно выступает за то, что боги-колонизаторы Земли постоянно производят на планете огромные масштабные работы по совершенствованию поверхности земного шара: «Боги постоянно заливают, высушивают, выгребают или добавляют, что требуется, на разных участках планеты».

- Значит, всё-таки боги виноваты. Получается, в Библии изложены реальные события?

- Кстати, да, подтверждение этому факту есть в Библии. Я на неё редко ссылаюсь, но здесь сошлюсь на текст апокрифической, Сирийской Библии. В ней сказано, что, узнав о приближении планетарной катастрофы, боги уничтожили свои «домы и храмы» и улетели на небо. И оттуда наблюдали — за происходящим. Там, на орбите Земли, вращался огромный «Золотой дом Бога». Об этом писал ещё Джонатан Свифт, называя его «Летающий город». А большое количество подтверждений наличия городов, мастерских, лабораторий богов можно найти в народных эпосах чуть ли не всего населения Земли.

Например, в финском эпосе Калевала существует непонятная «Мельница богов». Это общемировое понятие (смотрите мифы Индостана). Но это не Галактика, как сейчас трактуют этот образ. Здесь, я полагаю, речь о так называемой «Ткани мироздания». Если постичь эти древние знания и развернуть в практической плоскости, мы сможем получать энергию буквально из воздуха. Вот почему, кстати, исследователи не находят среди артефактов древних цивилизаций двигателей внутреннего сгорания, атомных станций, ГРЭС, ГЭС и так далее. Предкам они не требовались.

- Так в Приполярье были города?

- Да! Там были огромные города. В алтайском эпосе Маадай-Кара описываются величественные здания и сооружения со стеклянными окнами.

Любопытно, что в эпосе редко упоминается использование в строительных конструкциях дерева и металла. Видимо, потомки-кочевники, пересказывавшие эпос, не могли подобрать соответствующего образа. Вот так они рассказывали, например, о стекле: «Мы шли по тонким, прозрачным льдинкам, они звонко хрустели, ломались, но не таяли».

Центром сибирской (зауральской) территории той цивилизации был полуостров Таймыр, на древнем слоговом письме - Та Бин. Это великое название - «Сердце». То есть Таймыр был центром цивилизации. (Ну, например, как сейчас для России Московская область.) Там даже невооружённым глазом можно увидеть фундаменты поселений огромной площади. Десять лет назад я общался в Новосибирске с людьми, ежегодно бывавшими на Таймыре и прилегающих территориях. Они нашли там доисторическую мастерскую. Шумеры назвали подобные «божьи» мастерские Бад-Тибира, то есть «металлургический комбинат». Без меди и золота мои знакомцы с Таймыра не уезжали. И кто бы ни рассказывал о Таймыре, или о Ямале, или об устье реки Лены (город Тикси), все они единодушно говорят о явных следах строений древней цивилизации, подвергшихся разрушениям невиданной силы.

- Но ведь эти разрушения принесли воды Всемирного потопа, разве нет?

- Вода могла бы сотворить подобное, если бы случился кувырок Земли, какой случается на планете (по шумерам и египтянам) раз в 25 900 лет. Прошлый раз в обязательной середине этого периода, 12 500 лет назад, Северный полюс мягко и плавно (в масштабах планеты) «переполз» из Гудзонова залива на своё нынешнее место. Независимые исследователи В.Ю. Конелес, Г. Хенкок, С. Кремер и многие другие подтверждают «мягкость» катаклизма. Одновременно они поражаются силе разрушений. В Библии говорится, что «просто шёл ливень, и вода поднималась». Сто других земных мифов о потопе так же описывают быстрый подъём воды. Но и сейчас уровень воды в Мировом океане поднимается, это постоянно фиксируется. Особенно заметно станет тогда, когда вода зальёт низины и людям придётся карабкаться на возвышенности.

- Так как же в таком случае были разрушены древние города?

- По гипотезе В. Кондратова, боги водой разрушили город Мачу-Пикчу, а он находится на высоте три километра над уровнем моря! Туда потоп не достал, но разрушения там именно водного характера. Я считаю, что для разрушения своей высокогорной лаборатории боги применили «Инхуму» — офомный сигарообразный летательный аппарат, способный за раз набрать к себе в «брюхо» 600000 кубометров воды, песка, камней — чего угодно. Представляете, если запустить пять аппаратов «Инхума», то они за пять секунд бросят на крепкое каменное строение (город) три миллиона тонн воды. А вода далеко не мягкий материал при падении с высоты.

Но ведь совсем иная картина с разрушением береговых объектов на всем протяжении побережья Северного Ледовитого океана! Там был применён протонный удар. И не один. Скажу, что если они били по берегу Срединного моря (Ледовитый океан) с «Золотого дома Бога», то диаметр воздействия равен 500 километрам. Недаром в руслах бывших сибирских рек до сих пор находят исковерканные, переплетённые в кучу, замороженные тела животных - мамонтов, саблезубых тигров и доисторических бегемотов, людей, оленей и перекрученные деревья. И сила потопа тут ни при чем. Животные спасались от повышения уровня воды, забираясь на возвышенности, а их сверху ударили лучом и провернули, как в мясорубке".

В существовании подземных городов у древних высокоразвитых цивилизаций нет ничего сверхъестественного, тем более, что многие из древних технологий остаются для нас пока недоступными. Но это не мешает нашей "элитке" создавать по всему Земному шару города-убежища для себя и своей "обслуги".

А значит, древние мифы и легенды не врут. Устные сказания, передающиеся слово в слово из поколения в поколение хранителями этих преданий, вообще невозможно сфальсифицировать, в отличие от письменных источников. Да и уничтожить устную мифологию можно только вместе с народом. К счастью для нас, фальсификаторы истории не удосужились "подчистить" народные предания и легенды.

Следовательно, именно здесь и находится один из источников информации о подлинной истории человечества. Так вот, оказывается, мифы очень многих народов рассказывают о древней "войне богов". И возможно, что именно с ней связаны разрушения многих древних мегалитических сооружений. Учитывая масштабы этих разрушений можно сделать вывод о разрушающей силе "оружия богов". Именно для защиты от этой разрушающей силы и создавались древние подземные города.

​Культура, традиции и языки коренных народов, заселявших Сибирь в давние времена, и тех, которые по сей день живут на этой территории, представляют большой интерес для исследователей. Сохранившиеся мифы - прямое отражение того, какой была наша цивилизация в далеком прошлом, считает научный сотрудник СО РАН кандидат филологических наук Юлия Викторовна Лиморенко.

«Для человека, после того, как он отложил палку-копалку в сторону и впервые посмотрел на небо, довольно естественно размышлять, что там находится, - говорит филолог. - В числе вопросов, которые наверняка интересовали наших предков - что за таинственные огоньки ползают по небосводу? Почему они разного размера и яркости? Отчего одни сияют постоянно, а другие - лишь время от времени?»

Некоторые небесные объекты люди всей Земли видят примерно одинаково. Один из них - Луна. Существует множество мифов о ее происхождении, в каждой культуре - свои. Например, в фольклоре китайских народов есть легенда о Лунном зайце, который сидит в тени коричного дерева гуйхуа и толчет в ступе снадобье бессмертия. Это представление возникло благодаря зрительной иллюзии: темные пятна на поверхности Луны напоминали людям фигурку зайца или кролика.

У тюркских народов, представляющих собой большую этноязыковую общность, на Луне находится человек. Так, по сюжету башкирской народной сказки «Луна и Зухра», светило на лучах поднимает к себе девушку с коромыслом и ведрами, чтобы спасти от козней мачехи-колдуньи. Похожий сюжет есть в преданиях удмуртов, татар, чувашей и других народов, относящихся к тюркской языковой группе.

Примечательно, что в «лунных» мифах, встречающихся у народов Сибири, есть несколько общих мест. Во-первых, дело происходит ночью, в полнолуние. Во-вторых, в числе главных героев - злая мачеха (она же колдунья), падчерица или маленькие дети, которые оказываются на Луне. В-третьих, в некоторых сюжетах настойчиво повторяется история про березу, иву или другое дерево семейства ивовых. Почему?

Дело в том, что в каждой культуре есть свои священные растения. У британцев это дуб, ясень и тёрн. Существует множество вариаций английской народной песенки, где упоминаются эти три растения. У сибирских народов такую сакральную функцию выполняют ива и береза.

«Одно из священных деревьев, с которым связано огромное количество народных традиций и обрядов, - это береза, - говорит Юлия Лиморенко, - где только она не растет, даже в глухой тайге. Это дерево, которое соединяет три мира: Верхний (небесный), Средний (земной) и Нижний (подземный). Последний наиболее опасен для людей, поскольку там обитают демонические существа, и как раз именно в Нижний мир уходят корни березы. Такую мифологическую картину использовали шаманы в своих мистических практиках. Им была необходима конкретная опора, благодаря которой они могли бы вообразить себе движение между мирами».

Еще одно знаковое растение для всех народов Сибири - это ива (она же - верба или ракита). На территории нашей страны произрастает около 150 видов семейства ивовых, любые сорта этих деревьев издревле почитались как священные. Ива связана с ночью, духами, жутким таинственным миром. Люди верили, что в полнолуние на ветках деревьев, растущих по берегам водоемов, гнездится нечисть. Знахари были убеждены: ива - проводник целительного волшебства. Больного лихорадкой опоясывали соломенным жгутом, который после чтения заклинаний повязывали на ствол молодой вербы. Так недуг переходил от человека к дереву.

Немаловажный атрибут большинства мифов народов Сибири - коромысла и ведра, с которыми героини ходят на реку. «Почему стоит обратить на это внимание? Если взять народные песни и сказки, можно заметить: много всего интересного происходит с молодыми девушками, которые пошли за водой. Их похищают чудовища, встречают волшебные персонажи, замечают добрые молодцы. Эта ситуация является сюжетообразующей в народных сказаниях и песнях», - отмечает Юлия Лиморенко.

В славянской традиции чудодейственной и магической считалась вода, набранная из источников в особые дни: наутро после Рождества, в Чистый четверг, в день Ивана Купалы. Считалось, что сакральная сила воды повышалась, если при ее набирании и перенесении в дом соблюдались особые условия и запреты. Первейшим из таких требований было хождение по воду затемно, до восхода солнца.

Нередко в мифах тюркских народов встречается сюжет, когда на Луне оказывается демонический персонаж из Нижнего мира. Например, есть довольно страшный миф про Чилбегена (варианты - Чилбеэн, Чилбен, Дилбеген). Это существо описывают как «семиглавое чудовище» или «крылатого богатыря», пожирателя домашнего скота и людей. Чтобы избавить мир от Чилбегена, Луна притягивает его к себе вместе с кустом, за который тот пытается ухватиться. Интересно, что в некоторых вариантах мифа Чилбеген держится за ветку ивы. Поскольку корни этого дерева уходят в землю неглубоко, оно легко вырывается и вместе с чудовищем оказывается на Луне.

«Время полнолуния, когда четко видны все особенности лунного пейзажа, считалось чрезвычайно неблагоприятным и даже опасным для человека, - рассказывает Юлия Лиморенко. - Эти представления живы и сейчас. В Туве и Хакасии люди в полнолуние стараются не выходить из дома без надобности, тем более - не выпускать детей. Это сакральный запрет. Если всё же возникает необходимость выпустить ребенка, ему обязательно мажут лоб золой из очага. В противном случае может случиться ужасное, и его похитят духи».

Помимо Луны в мифах народов Сибири фигурируют звезды. Наиболее внимательны к ним были кочевые народы, которые жили в степях. По звездам людям было удобно отслеживать время суток и смену времен года. У многих народов по всему миру на основе таких наблюдений развивались свои астрономия и мифология. Народы Сибири - не исключение.

Есть объект, который в Северном полушарии всегда хорошо заметен: это Венера. Сегодня известно, что Венера - планета. Но во времена формирования мифологии люди не знали разницы между звездами и планетами. «Слово, которым тюрки, монголы и тунгусы называют Венеру, - это популярное женское имя, - говорит Юлия Лиморенко. - На тюркских языках оно звучит как Чолбон, на монгольском - Шолбон, на татарском - Чулпан. Всё это - формы имени Венера, которая считается самой красивой звездой на небосклоне».

В мифах фигурируют также Большая и Малая медведицы, представляющие собой семь звезд примерно одинаковой яркости. Во многих культурах семь - священное число. Именно поэтому считалось, что эти созвездия образуют семь однородных объектов. Это могли быть семь косточек, семь зерен, семь орехов и даже семь ханов, сидящих вокруг костра.

«Коль скоро люди уподобляли звезды каким-то объектам, естественно, им нужно было придумать версию, объясняющую, как они попали на небо, - рассказывает Юлия Лиморенко. - Например: жили-были семь ханов, такие справедливые, добрые, великодушные, что Создатель поднял их на небо, чтобы приблизить к себе. Либо, наоборот, ханы были настолько бестолковыми, что не правили, а только рядились, кто из них самый главный. В конце концов, они так надоели Творцу, что он убрал их подальше. Есть мифы, где звезды - позвонки лося. Или чаши, которые бросили семь ханов, рассорившись между собой. Или даже колья для сушки сетей. Уподобление звезд земным объектам порождало множество сюжетов, которые передавались из уст в уста - от старших поколений к младшим».

Еще один небесный объект - созвездие Орион, в расположении звезд которого угадывается фигура человека. Известный древнегреческий миф повествует о великом охотнике Орионе, сыне Посейдона и Эвриалы. После гибели от стрел богини Артемиды (в другом варианте - от укуса скорпиона) он был помещен отцом на небо. Народные имена Ориона чаще адресованы не всему созвездию, а только его Поясу, состоящему из трех звезд.

У хакасов Пояс Ориона имеет название Три маралухи. «Маралухи - это самки марала, - поясняет Юлия Лиморенко. - В истолковании происхождения созвездия у хакасов так же, как и у древних греков, присутствует сюжет охоты».

По сюжету мифа старик-охотник долгое время пытается догнать животных, но безуспешно. И однажды ему удается пронзить их своей стрелой, причем сразу трех. «Но подраненные маралухи не оступились, не упали, - гласит легенда. - Шага своего не сбавляя, всё так же дружно-ровно бегут. “Земные ли вы звери, небесные ли, мне всё равно! - крикнул старик. - Если погнался, буду гнать вас, пока не настигну!” Летней ночью, на восточном краю неба, эта погоня хорошо видна: три маралухи, три собаки, две стрелы - одна белая, другая, в крови, красная, а позади старик-охотник. Так и движутся они по небу, отдыха не зная, одним бессмертным, неразлучным созвездием Трех маралух».

Эта цитата относится к одному из поздних истолкований мифа, отраженного в алтайской сказке. Здесь важно следующее: в сюжете упоминается охотник и три его собаки, три маралухи и две стрелы. Всего девять объектов. Едва ли это простое совпадение. «Девять - такое же священное число, как семь, к тому же оно делится на три, - отмечает Юлия Лиморенко. - Можно придумать немало историй про трижды три объекта. Вообще, древние народы включали разное количество звезд в состав созвездий (европейцы, к примеру, учитывали Щит Ориона, состоящий из шести расположенных дугой звезд). Самое главное, чтобы число объектов в созвездиях было маркировано как священное».

Вся эта мнемоника была направлена на вполне конкретные нужды кочевых народов. Запоминая созвездия, люди по ним ориентировались, когда перемещались по тундре или тайге. «Совершенно естественно, что сюжеты мифов, связанных с созвездиями и светилами, различаются у народов Сибири и у европейцев, но есть и кое-что общее. Прежде всего - фигура охотника. Охота - древнейшее занятие человека, поэтому образ охотника известен практически во всех культурах, он попал даже в библейскую мифологию», - говорит филолог.

Еще один небесный объект - Полярная звезда. На ее примере хорошо видно, что сюжеты мифов напрямую зависят от того, какую хозяйственную деятельность вели люди, что для них было важно. «Вы можете навскидку вспомнить какой-нибудь миф о Полярной звезде? - говорит Юлия Лиморенко. - Вообще говоря, их нет. Древних людей Европы интересовало сугубо практическое применение Полярной звезды: то, что она указывает на север. Для народов Сибири это знание было не так уж важно».

Исследовательница отмечает, что система ориентации у людей здесь была связана не с севером и югом, а скорее с востоком и западом. Кочуя в поисках пищи, люди пересекали большое количество рек, притоки которых обычно текли либо с запада на восток, либо в противоположном направлении. Чтобы не путать реки, географически люди ориентировались на эти стороны света. Поэтому как указатель Полярная звезда была не нужна.

«Стоит сказать, что само слово “полярная” в языках народов Сибири отсутствует как таковое, оно заимствовано, - отмечает Юлия Лиморенко. - В переводе практически со всех языков ее название означает “золотой кол”. Это связано с типом хозяйствования кочевых народов: путешествуя по степи, они возили с собой специальные заостренные колышки. Во время остановок люди вбивали их в землю и привязывали к ним своих лошадей. Золотой кол, к которому привязана на длинной веревке лошадь, - очень важная вещь для кочевников. Поэтому Полярная звезда в мифах - это своеобразная “привязка” к земле для охотников, позволяющая им отслеживать направление дальнейшего движения.

Интересно, что мифов о Солнце у народов Сибири практически нет. Причина, возможно, в том, что рассмотреть Солнце очень сложно, даже на восходе или закате. Вот почему тюркские, тунгусские, самодийские народы не относят Солнце к светилам, в отличие от китайцев или японцев, имеющих давнюю традицию наблюдения за Солнцем через специальные приборы.

«Такая логика лежит в основе мифологических представлений народов Сибири, - заключает филолог. - Мифы, изначально выполнявшие сугубо практическую функцию, со временем обрастали сакральным смыслом. Таким образом рождались сюжеты народных сказок. Культурный быт люди украшали яркими деталями - точно так же, как стремились сделать краше свой повседневный быт».

Юлия Клюшникова